Недостатки языка.

Слог довольно-таки тяжеловесный. Я сначала подумал, что, как и Горчев, не могу отойти от прошедших праздников. Нет, это слог такой тяжелый. В тех же "Неприличных историях" легче был. А здесь приходится буквально продираться сквозь строки.

"Мы с другом сидели в абсолютно пустой комнате у окна и вертел он в руках от скуки этот самый вот зонтик".

Сплошной спотыкач. Что запятой нет после слова "окна", - пустяк. Дальше смотрите: "вертел он в руках…" Я здесь, в обсуждалке могу позволить себе писать расхлябано. Могу слова произвольно местами переставлять. Могу запятые забывать. Но это ж рассказ! Цунский - не Толстой (Андрей, Вы - не Толстой?). Так зачем нагромождать лишнего? Нельзя было написать, например, так:

"Мы с другом сидели у окна в абсолютно пустой комнате. От скуки он вертел в руках этот самый зонтик".

Что теряет текст? Ничего! Только выигрывает. И читается несравненно легче. Не надо бы громоздкостью предложений прятать от читателя их содержание. Это выбивает из образа, а не формирует его. Кому-то, может, просто станет лень читать дальше.

Образы.

Образы у автора удаются. Конечно, в первую очередь образ самого автора. Неплохо написано про домашний очаг. Как бережно друг нес домой свежую газету, чтобы дома растопить ей печь. Все в меру конкретно, без лишнего достаточно. Видишь в своем воображении и зонт-люстру с драконами и пылающую газету. Не какую-нибудь, а именно "Известия" с характерным шрифтом заголовка. Это мне нравится. Еще в рассказе есть образ города с дождем, с искрами от трамваев. Он образует второй план повествования, придает объемность картине.

Еще немножко подумал и догадался. Может быть, никого на самом деле и не было. Может быть, рассказчик, друг, художник, шорник, скрипач и клоун - это одна нераздельная личность. И она - всего лишь женская половина мужской души, а не живая женщина во плоти? А все их взаимоотношения - на самом деле муки творчества писателя, одного писателя Цунского? И теперь, даже если автор скажет мне, что все персонажи взаправдашние и он их с натуры срисовывал, если троекратно перекрестится и землю будет есть, то я, все равно, теперь ему не поверю. Все персонажи - это один единственный человек!

А я бы хотел так написать…

Это произведение получило первое место на конкурсе "Тенета-97" в категории "сборники рассказов". Устроим теперь разбор полетов. Удачливого описателя критикуют неудачливые, которые тоже читали на стенах в туалетных комнатах различные забавные надписи и целые диалоги, похожие на пьесы, но не смогли написать об этом столь же блестяще… Впрочем, блеск унитазов несколько отличается от блеска бриллиантов, и каждый описывает то, что ему ближе.

Что-то я перехожу на резкости. В советском обществе, в котором мы пребывали словно в скверно прибранном туалете Казанского вокзала, отхожее место стало в некотором роде символом, не описать который - все равно, что солгать. Обороты речи, такие как "товарищеский суд Линча", "коричневый глаз" или "и росту полтора на табуретке и в плечах горелая спичка", жившие почти уже в готовой завершенной форме на кончике языка и стремившиеся сорваться с губ, Цунский предал бумаге. Забавны все эти истории с замполитами и с партбилетами в выгребных ямах, с физиками-ядерщиками опять-таки в выгребных ямах. Забавны, конечно, но по существу своему все эти истории и связанные с ними парафразы - это такая гадость… тьфу… гадость какая все-таки!

Про автора отдельно нужно сказать. Андрей Цунский является ярчайшим представителем того психологического типа, который отличается повышенной склонностью к получению различного рода удовольствий, порой сомнительного свойства, а иногда удовольствий, явно имеющих характер извращений. Это не обвинение Цунского, ни в коем случае. Не подумайте, что я его осуждаю за его типологические черты характера. Изменить эти свойства возможно только ценой глубокого психологического сдвига, который может вылиться в психологическую трансформация, а может и в сдвиг по фазе. Обвинять автора в гипертрофии ощущающей функции психики - это все равно, что обвинять коротышку в малом росте.

Почему я так подробно описываю психологию? Да потому, что неотъемлемой чертой этого психологического типа является в частности пристрастие к туалетной проблематике. Я уж не стану распространяться о всех чертах, присущих этому типу. Уверяю, что это не более приятное описание, чем, то которое мы встречаем в "Неприличных историях". Сейчас речь идет о писателе с сильно развитым ощущением. А такой писатель в своих произведениях особенно любит смаковать наблюдения подобного ряда.

Итак, произведения нельзя рассматривать в отрыве от их создателя. Только гении способны модулировать образы, кардинально отличные от автора, и при том описывать их, выступая от первого лица, сливаясь с ними до неразличимости. Негении, выступая от лица героя, которого они не любят, не могут скрыть этого своего неприятия. В "Неприличных историях" автор искренен в разговоре с читателем, он слит воедино с рассказчиками историй, хотя он и не гений. В рассматриваемых рассказах читателю приоткрывается новый мир - мир Андрея Цунского, каким его видит автор. Он живет в этом необычном для других типов мире, если же читатель живет в другом, то ему всегда интересно бывает заглянуть в этот, параллельный мир, чтобы удивиться - "Эванаааа как тут!" - и, брезгливо поморщившись, вернуться обратно в свой.

Текст рассказов Андрея Цунского есть по адресу: