Путешествие Свистунова

Как только поезд тронулся, на столе разложили газету.

На газете появились четыре помидора, вареные яйца, и вареная же курица. Баранов достал картошку в мундире и кусочек сала.

Поэт вытащил из чемоданчика маленькую баночку с солью и коврижку.

Все начали есть.

По вагону, задевая пассажиров этюдником, промчался живописец Пивоваров, а за ним пробежал проводник. Из носа проводника росли дикие косматые усы, а в руке у проводника была клеенка с кармашками для билетов.

Понемногу все успокоилось, но поезд тут же остановился, а пассажиры кинулись докупать провизию.

- Пойдемте сочинять стихи, - сказал поэт. - Я как раз не могу подыскать рифму к слову "завтра".

Поэт, Баранов и писатель Свистунов вышли и начали прогуливаться между путей. Один Володя остался сидеть на своем месте, опасаясь, как бы у него не украли данные на сохранение Пивоваровым двадцать рублей.

Поэт кланялся знакомым пассажирам и говорил:

- Видите ли, я думаю написать большую поэму. Она должна называться "Собиратель снов".

- Иные сны опасно видеть, особенно в гостях, - отметил Свистунов. - А я вот собираюсь написать роман. В моем романе будет жаркое лето, степь и положительный герой-служащий. Он будет рассуждать о судьбе культуры. Представляете, герой мой торчит, как пень, среди высокой травы. "Этот камень, - будет думать мой совслужащий, - говорит нам о постоянстве мира. В этом смысле камень талантлив. Структура его не имеет значения. Он образ бездарного творения, пробудившего мысль".

- Только что мы с вами видели чрево паровоза, где беснуются шатун и поршень. Подумайте, во имя чего он, этот паровоз, несет нас через пространство? - жеманно произнес поэт.

- Да, - ответил Свистунов, - не лучше ли природа, эти волы, пасущиеся на горизонте...

Володя все-таки вылез из вагона и присоединился к прогуливающимся. Рядом с ними внезапно появился Пивоваров и заинтересованно спросил:

- Вы опять о кризисе романа? - и тут же унесся по направлению к паровозу.

Стоянка кончилась, и люди полезли на подножки, стукаясь головами о желтые флажки в руках проводников.

- Душно-то как... - сказал Баранов.

- Давайте пойдем в тамбур и откроем там дверь, ведущую на волю, - предложил поэт.

Так и сделали.

- А теперь будем рассматривать степь, свесив ноги! - приказал поэт.

Сам он достал книжечку и записал в нее такое стихотворение:

Через некоторое время в тамбур вошла проводница, возмутилась, но скоро остыла и начала курить, пуская дым над сидящим Барановым.

Поезд шел медленно, и Баранов различал отдельные стебельки травы. Километровые столбы Баранов тоже различал, но они пугали его непонятностью цифр.

Незнакомый Баранову человек прикурил у проводницы и, сев за спиной Баранова, стал пускать дым Баранову в ухо.

Проводница ушла. Поезд совсем замедлил ход, и тогда человек произнес:

- А знаете что? Здесь путь делает петлю, и если вы дадите мне рубль, я могу вон там купить арбуз и успею вернуться.

Баранов вытащил бумажку, и человек с папиросой спрятал ее в карман пиджака. Потом он ловко спрыгнул с подножки и исчез из жизни Баранова навсегда.

К вечеру Володя и Баранов настрогали щепок и растопили титан. Проводница высунулась из своего закутка и попросила оставить ей немного воды - помыть голову. За это Володя разжился у проводницы кренделем.

Стали пить чай. К компании подсел старичок, стриженая девица и какой-то человек в железнодорожной фуражке.

Поезд пронесся мимо моста, на котором, в маленькой будочке, стоял совсем иной человек. На голове у человека была белая кепка, а на плече висела винтовка. Человек на мосту не думал о Баранове, Володе, Свистунове или о других пассажирах поезда, и не занимала его мысль, как уберечь их от вредительства, а думал он о том, как бы скорее выпить водочки. Мысль эта сгустилась вокруг белой кепки и была подхвачена воздушным потоком от локомотива. Она догнала вагон, проникла внутрь и равномерно распределилась между всеми участниками чаепития. Так у всех возникло желание выпить водочки.

Человек в железнодорожной фуражке исчез на время, и, вернувшись, принес две бутылки водочки, одну бутылку достал Пивоваров, и еще бутылка оказалась в портфеле у Баранова. Сорвав пробочку и разлив живительную влагу по железнодорожным стаканам, поэт спрятал бутылку под лавку. Володя заметил, что он очень боится, что к ночи водочки не хватит...

К столу внезапно подсел солдат в мохнатой шинели.

- Я боец Особенных войск, - сказал он. - Давайте я расскажу вам про это.

Постепенно в купе начал приходить неизвестный никому из присутствовавших народ. Пришли трое - хромой, косой и лысый. Лысый принес гитару с бантом. Они сели с краю и тут же закурили.

- Вы читали у Горького, - спросил Свистунов. - там, где он говорит, что гитара - инструмент парикмахеров?

Троица сразу же обиделась и ушла к соседям, оставив на полу три папиросы "Дели" с характерно прикушенными мундштуками. От соседей еще долго доносилось рыдание гитары и нестройное трехголосое пение: "Счастья не-е-ет у меня, ади-и-ин крест на гру-у-уди..."

- Я вам сыграю, - предложил Баранов. Он достал из портфеля черный футляр. В футляре лежала дудочка. Баранов приладил к дудочке несколько необходимых частей и вложил мундштук дудочки в рот.

Однако в этот самый момент живописец Пивоваров привел на огонек двух женщин - проводницу Иру и Наталью Николаевну. Проводница Ира сразу же положила ногу на ногу, а Наталья Николаевна была рыжая. Обе были очень молоды и слушали Пивоварова, открыв рот, а Пивоваров между тем подливал себе водочки. Когда писатель Свистунов захотел рассказать план своего нового романа, Пивоваров строго сказал ему: "Ты - царь. Живи один".

И Свистунов пошел в другой вагон. Там он поймал за пуговицу пиджака грузина, который сел не на свой поезд, и начал рассказывать ему печальную историю своей жизни.

- Я - Свистунов, - говорил он. - А они... Представляете, как они переделали мою фамилию?!

Грузин отбивался и мычал.

В это время Ира и Наталья Николаевна уже изрядно наклюкались. Иру Пивоваров увел блевать в тамбур, а Наталью Николаевну посадил на отдельный стульчик поэт и стал читать ей стихи, поминутно проверяя, на месте ли находятся колени Натальи Николаевны. Наталья Николаевна склонила голову ему на плечо и стала вспоминать своего покойного мужа, бывшего офицером Генерального штаба.

Разбудила всех Ирочка. От ее громкого крика пассажиры проснулись и стали прощупывать свои бумажники сквозь ткань брюк.

На Ирочке не было лица, а через незастегнутую рубашку был виден белый лифчик.

- Он там висит... Там висит, язык вылез, синий весь... - кричала Ирочка.

Все пошли за Ирочкой к туалету. В мокром туалете, согнув ноги, висел писатель Свистунов.

- Н-да, - сказал Баранов, и все закивали.

Расталкивая присутствующих, к висящему Свистунову пролез боец Особенных войск. Перочинным ножиком он обрезал веревку и посадил согнутого Свистунова на толчок.

- Странгуляционная борозда четкая. Так. - боец Особенных войск поднял голову. - Теперь, граждане, каждый скажет мне свои установочные данные. Вы кто? - он ткнул пальцем в Баранова.

- Я - Баранов, - сказал Баранов.

- Хорошо. А вы? - он показал пальцем на Володю.

- Я - Розанов.

Когда всех записали, Свистунова положили в тамбуре.

Вернувшись на свое место, Баранов сказал поэту:

- Вот и нет человека.

- А вы знаете какую-нибудь молитву по усопшим? - спросил поэт у попутчиков.

- Я только читал про морскую молитву. Она кончается словами "Да будет тело предано морю", - вклинился на бегу в разговор проносившийся по проходу Пивоваров.

- Морская тут не подходит, - со знанием дела отметил Баранов.

Когда поезд снова встал в степи, они вынесли Свистунова на курган у полотна и выкопали там круглую яму.

- Приступим к обряду прощания, - сказал боец Особенных войск.

Ирочка заплакала.

Прибежал живописец Пивоваров и встал, выпятив живот.

Из соседнего вагона пришел человек, как оказалось, знакомый Свистунова. Он произнес речь. Какой-то проводник принес палку с хитрым железнодорожным значком на конце. Ее воткнули по ошибке в ногах покойника, и кинулись догонять поезд, набиравший скорость.

Лишь один грузин замешкался, нашаривая что-то в грязной луже.

Рассевшись по своим местам, пассажиры стали смотреть друг на друга.

- Надо помянуть, что-ли, - наконец произнес проводник, который принес железнодорожную палку на могилу. Люди загалдели, а, загалдев, шумно согласились. Водочки уже не осталось, но нашелся самогон.

Выпили за знакомство и за прекрасные глаза Ирочки.

Ирочка застеснялась и скоро с Барановым ушла к себе в закуток, чтобы посмотреть вместе с ним схему пассажирских сообщений.

Через некоторое время за столом остался один Володя. На душе у Володи было нехорошо - в нем жил несостоявшийся звук барановской дудочки, план свистуновского романа и поэма сновидений. Он снова вынул четвертушку серой бумаги и написал: "...И когда они обернулись, домов и шуб не оказалось".

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

295466  2011-03-10 15:48:12 Лидия - Смерть Паниковского в степи. Рядом Остап Бендер и его спутники. Все всё равно.

295491  2011-03-14 10:33:12 -

295494  2011-03-14 14:23:35 Л.Лилиомфи - Единственное оправдание ... Единственное оправдание этого дорожного очерка с траурным верёвочным концом на шее Свистунова - это строчки поэта: -- Когда я сажусь в телегу, старый немец лишь кивает Тоже в тайне понимая невозможность возвращенья. -- Вот и оправдалась "невозможность возвращенья". А в остальном, прекрасная маркиза ...

295499  2011-03-14 21:49:44 Лидия - Очерк задел в памяти три давних случая: Поезд Воронеж-Киев. Девушка потеряла сознание в коридоре купейного вагона. Она лежала на полу. К ней никто не подошёл, кроме темнокожего студента-африканца, который ехал совсем в другом купе и с девушкой знаком не был. Он поднял девушку и на руках отнёс в её купе. Сидел с ней какое-то время. Я принесла из своего купе нашатырный спирт. Вагон был полон. Все продолжали ничего не замечать. Снова поезд Воронеж-Киев. Поезд остановился недалеко от Киева. Причина остановки была не известна. Поезд стоял полчаса. Выяснилось, что мальчишки перебегали дорогу, один из них попал под колёса. Машинист вышел из локомотива, достал погибшего ребёнка и на руках отнёс к насыпи дороги. Положил раздавленного мальчика на насыпь. Друзья побежали сообщить страшную новость родителям мальчика. Состав тронулся, ребёнок остался лежать один на насыпи, даже не прикрытый белой простынёй. Рядом не было никого. Поезд Киев-Воронеж. Последний вагон 19, общий. Лето. Жара. Вагон переполнен. Демобилизованные солдаты в парадной форме. Бабы с детьми. Пассажир с ритуальным венком. Среди пассажиров только что освободившиеся из заключения трое. К ночи в вагоне стало просторнее, пассажиры выходили на промежуточных станциях. Один из бывших заключённых проходит в туалет, в ту сторону, где переход из вагона в вагон открыт настежь в степь, в никуда, дальше ночь и пустота мироздания, и больше не возвращается вообще. Его ищут друзья, но человека нет. Он канул прямо в пустоту ночи.

Copyright (c) "Русский переплет"