|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Фактор мобилизации и культурный национализм
О мобилизации
⌠О
бщность Советских людей■, или ⌠Советский народ■ - так называли людей, проживавших на ⌠одной шестой■. Это было провозглашенное в СССР в начале 80-х годов общество ⌠строителей коммунизма■, аналогов которому до тех пор не было. Да и ⌠стройка■ была немалой, поставившей на подряд, так или иначе, весь мир.
Д
ля такого крупномасштабного строительства было необходимо как-то привлечь бывших подданных Российской империи к столь грандиозному проекту. Было необходимо мобилизовать людей, превратить их в ⌠винтики■ и ⌠кирпичики■ в условиях, когда их внутренние, личностные устремления не были направлены на реализацию высоких задач.ХХ век только начинался, и в ту пору жили в России и прижимистые кулаки, и рефлексирующая интеллигенция, и бальные офицеры, и поэты Серебряного века, и был ⌠ВНП по уровню 1913 года■ и так далее. И жили люди в то время ещё чем-то ⌠своим■, индивидуальным, думали и мечтали ⌠о своём■. Кто-то носил белые панамы, кто-то воровал гайки. Но ни о каком ⌠общем порыве■ или ⌠прорыве■ не было, и не могло быть речи.
Но такое положение дел никак не устраивало большевиков, которым нужны были ⌠великие потрясения■ и ⌠мировой пожар■, и им удалось-таки высоко мобилизовать ⌠народные массы■, и именно за счёт того, что у автономной личности было отнято её право на автономию, отняты её ⌠частнособственнические■ интересы, вместо которых автономным личностям было оставлено только одно право
- ⌠служить общему делу■.
П
риучали народ российский долго и жестоко.Чтобы возводить беломорканалы и побеждать в войнах необходима была поведенческая модель, предполагающая безоговорочное повиновение ⌠исполнителей■ своим ⌠повелителям■. И поэтому военное слово ⌠мобилизация■ как нельзя лучше подходит для определения такого ⌠централизма■, которого добивались от российского народа большевики.
В обычном, ⌠открытом■, как сегодня называют, обществе высоко мобилизованной (в мирное время) бывает лишь та часть общества, для которой такая мобилизация является рутинным ремеслом. Это армия, дипломаты, чиновники и так далее. Большевики же хотели мобилизовать буквально всех. Этого же, кстати, хотели и национал-социалисты в гитлеровской Германии, и хунвэйбины в маоистском Китае, и создатели идеологии ⌠Кокутай■ в милитаристской Японии и другие создатели ⌠обновлённых■ социумов, сил не жалевшие на формирование ⌠строевой■ поведенческой модели и мотивации.
О
чевидно, что дореволюционное российское общество в этом смысле не было монолитным, и не было настолько высоко мобилизованным, каким позднее стало Советское общество.У эволюционного общества, в этом смысле, есть недостатки, отличающие его
Постулат оказался идеалистическим, а бунтари российские всегда зорко высматривали разрывы непонимания и пропасти между ⌠верхами■ и ⌠низами■, которые ⌠страшно далеки были■ друг от друга
.
Д
есятки, а может и сотни лет увеличивался в России разрыв между народом и элитой, что, в частности, нашло отражение в непрерывном революционном брожении в среде интеллигенции 19-20 вв., которое в Советское время было унаследовано диссидентским движением.Однако любое брожение не устраивало Советскую власть, которой нужен был нерушимый общественный монолит, или, как блестяще выразил Маяковский, ⌠рука миллионопалая, сжатая в единый, громящий кулак■. Советы не устраивала бытовавшая в то время разъединяющая дворянско-разночинская и интеллигентская рефлексия. И советская власть взяла курс на создание новой, единой ⌠рабоче-крестьянской интеллигенции■, появление которой фактически преодолело вековое российское противоречие между ⌠элитой■ и ⌠массами■. К концу 90-х годов 20 века массы и элита таки уравнялись, породив человека, больше не идентифицирующего себя ни с одним социальным слоем. Человека того метко назвали ⌠гомо-советикус■.
В итоге уровень вновь вылупившейся элиты оказался не ⌠повышен■, а наоборот ⌠понижен■ до уровня масс вопреки известным ленинским заветам. А тоска по прежней духовности приводила к тому, что в СССР постоянной стала апелляция всех советских интеллектуалов, от ⌠почвенников■ до ⌠западников■, к дореволюционной мысли, традициям и укладу.
Е
щё одним подтверждением отсутствия монолитного мобилизационного сознания в дореволюционной России может служить тот факт, что буквально сразу же с началом революции и гражданской войны стало трещать по швам единство Российской империи. И происходило это не только в связи с отсоединением Польши и Финляндии: население России стало само буквально растаскивать территорию собственной страны на части. Возникли бесчисленные ⌠республики■ и ⌠независимые территории■, уездные ⌠правители■ и ⌠незалежные■ губернии и так далее. И такой процесс стал возможен именно потому, что самого понятия ⌠территориальная целостность■, выражающего монолитность национального сознания, во времена царской России вообще(!) не существовало. Иначе бы Аляску за деньги продать не полоучилось.
Растаскивание
территории трудно представить себе также и в послевоенный период советской истории - с 1945 года. Ведь даже постперестроечный ⌠Парад суверенитетов■ с 1991 года продемонстрировал лишь амбиции бывшей партийной номенклатуры на местах, но не волю коренного населения, которое на референдуме 1990 года без обиняков проголосовало за сохранение СССР, и за единое сосуществование в составе Союза. И это ещё тогда, когда уже начала таять единая советская идентичность. Однако единое советское мобилизационное сознание продолжало быть.
Д
альнейший результат и последствия ⌠бархатного развода■ в Беловежской пуще также следует рассматривать, как показатель уровня мобилизации Советского общества.Это отразилось в том, что а) народ относительно спокойно принял решение о разделе страны (даже после проведения референдума 1990 года), принятое высшими советскими руководителями, которые затем так и остались(!) у власти. Что в свою очередь говорит и о том, что советский народ в тот момент был готов выполнить любое решение верховной власти √ решение сверху, и б) так называемые межнациональные конфликты получили распространение только на краях бывшей Советской империи. Только там, где мобилизационный уровень был низким всегда в силу национально-этнических особенностей.
И
зменения в результате революции 1917 года привели к разрушительной гражданской войне в России, в которой ⌠брат восставал на брата■, и в которой есаулы и генералы воевали и переходили из окопа в окоп, отстаивая или, наоборот, преодолевая свою прежнюю идентичность.Однако спустя всего лишь 70 лет, уже в постсоветский период ни один советский генерал или адмирал не возразил против смены власти в стране в 1991 году активным действием. Все они дружно (или послушно?) повернули, и пошли в другом политическом направлении. А армия послушно переоделась в новую, ⌠независимую■ форму.
Только потом всем стало совсем ясно, что ГКЧП - это внутривластное выяснение отношений, равно как и события 3-4 октября 1993 года в Москве, которые вполне символично так и не вышли за пределы Садового кольца российской столицы.
Н
екоторые это расценивают как очередное проявление покорности ⌠рабской души■ России, которая как ⌠тысячелетняя раба■ послушно влачит цепи подневольной жизни.Но можно сказать и по-другому. А именно, что такой всеобщий дружный ⌠поворот к новому■ говорит о мобилизационной мобильности бывшей ⌠общности советских людей■. Социальной организованности и цивилизованной дисциплинированности, которая предполагает взвешенность в принятии ⌠тяжёлых■ решений.
Пример Японии: в 1945 году после капитуляции японская армия одним синхронным движением сложила оружие по приказу только лишь одного человека, хотя им и был сам император. Такое массовое послушание некоторые наблюдатели также сочли тогда проявлением покорности национального характера, но сегодня мы знаем, что это не совсем так.
Та ⌠покорность■ была проявлением высокого централизма, дисциплины, хотя и не обошлось без протестов в офицерской среде, что выразилось в волне самоубийств, прокатившейся среди японских офицеров, которые распорядились своей жизнью, но не нарушили волю императора.
К
ПСС к концу своего правления перестала быть политической партией, и к 80-м годам представляла собой мобилизационный инструмент, воплощённый в хозяйственно-партийной вертикали. Это был самый настоящий административный аппарат, который действовал не так слаженно, как административные структуры на Западе, но всё-таки работал, и его разрушение повлекло за собой значительную потерю административного контроля ⌠верхов■ над ⌠низами■.Каркас этой рухнувшей фигуры быстро истлел, но обломки продолжали сохранять когда-то заданную монолитную форму. Потом стали разваливаться и обломки, которые превратились в хаотично разбросанные кланы, группы, корпоративные сообщества, бригады и прочий многоликий ⌠корпоратизм■, в котором продолжает безраздельно править свой, внутренний вертикальный контроль ⌠сверху■.
При таком положении вещей были и свои плюсы, и народ, даже ⌠разбитый на сектора■ по всей территории бывшей советской империи, в принципе был готов пойти за любым предложением ⌠сверху■, особенно, если бы такое предложение исходило от ⌠сильной руки■.
С
мена власти в России в 1991 году, изменение названия государства, появление новых границ, что до сих пор вызывает раздражение у 90% граждан всего бывшего СССР, а также изменение экономических принципов и политических приоритетов не изменили высокую степень внутренней организации и мобилизационных способностей населения всей основной территории бывшего СССР. Поскольку фактор общественной мобилизации √ субстанция психологическая. Её тяжело привить, но и ждать её исчезновения можно долго, десятки лет, в которые могут уместиться не одно поколение.С падением берлинской стены распалась идеологическая субстанция, цементирующая сознание людей разных этнических групп в монолит. Цементирующим ⌠агентом■ советской идеологии была марксистская идеология. Но на смену ей
пришли самодеятельные и атомизированные идеологии, проявляющие три основных особенности: 1-ая особенность √ антикоммунистический флёр, 2-ая особенность √ апелляция к религиозным и национальным традициям, 3-тья особенность √приоритет бытовой буржуазности.
Н
о как бы то ни было, ещё одним подтверждением высоких мобилизационных возможностей в России во время кризиса, который продолжается уже более 10 лет, можно назвать также: а) сохранение в стране гражданского повиновения (чего не было, например, в Югославии или Албании), б) сохранение единой системы ударного ракетно-ядерного потенциала, и в) сохранение территориального единства, территориальной целостности что выглядит совершенно невероятным, почти случайным на фоне Чечни и дискуссий вокруг Южных Курил и Калининградского эксклава.
О культурном национализме
С
оветское общество создавалось как ⌠общность советских людей■. Фактически это означало, что целью проекта являлось создание общества, в котором цементирующим ⌠агентом■ выступала советская, марксистско-ленинская идеология. С падением СССР цементирующая идеология умерла. Однако мобилизант, созданный Советской властью, не исчез бесследно, и продолжает существовать сегодня. Но теперь уже не в виде цельного политического института для всего общества, а в форме отдельных осколков в сознании отдельных людей, куда эти осколки - это качество - переместились в результате состоявшейся атомизации постсоветского общества.
В
1991 году вместо термина ⌠общность советских людей■ появился неформальный термин ⌠россиянин■, призванный указывать на территориальную идентичность Российской Федерации. Точно такую же функцию в Советское время выполнял термин советский человек. А в 1997 году в России указом президента в анкетах были отменены графы ⌠национальность■, что так же продолжило вектор создания монолитной идентичности, корнями уходящей в Советский период Российской истории.Такого рода ⌠паспортное■ объединение ⌠земли■ и ⌠крови■ автоматически подразумевает наличие единого идентификационного поля и, следовательно, определённую, изначально заложенную форму и степень ⌠мобилизации■ по принципу территориальной причастности.
И то, что общество в постсоветской России является фактическим продолжением советского общества, даёт основание полагать, что самым насущным вопросом современного российского общества является замена ⌠советского■ консолидирующего идеологического агента на новый цементирующий агент новой идеологической идентичности для современных россиян. Это даже не вопрос о новой государственной идеологии, которая бы заменила прежнюю коммунистическую. Появление новой идеологии сегодня просто невозможно по причине того, что марксизм стал уникальным эрзац учением (⌠религиозный марксизм■), которое фактически подменило собой религию, предложило собственные принципы гуманизма, и подарило алчущей социальной справедливости личности веру в светлое будущее. Это вопрос построения такой общественной системы, при которой бы не рассеивалась на атомы взаимосвязь между обществом и государством.
П
оскольку новое Российское гражданское общество происходит от ⌠общности советских людей■, такой идеологический агент неизбежно должен быть связан с Советским прошлым. И именно с Советским прошлым прежде всего, а не с историей всей России в целом, поскольку дореволюционное Российское прошлое сегодня эмоционально менее значимо для самоидентификации россиян даже несмотря на широкое распространение высоких изваяний в честь Петра Великого.Более того: даже история
, что осталась за порогом сталинских 30-х годов и Великой Отечественной войны - не вполне осязаема для нынешнего российского общества, и уже практически не представляет собой цельный исторический план в сознании отдельной личности.Таким образом, можно смело констатировать, что большевики своего таки добились, и создали таки человека новой формации, история для которого начиналась, как и полагается истории ⌠Нового Народа■, с ⌠Великого Эпоса о Войне и Герое■.
В
итоге возникла такая форма апелляции к прошлому советскому опыту ⌠советского патриотизма■, которая привела к появлению парадоксальной формы национального самосознания, национализма, основанного не на культурно-этнической традиции (т.е. не отдельного народа), а на общественно-политической традиции (т.е. в рамках политической системы всего общества многонациональной страны).Это апелляция к появлению ⌠просоветского национализма■, воспаряющего из разрушенного ⌠советского национализма■, который называли прежде ⌠патриотизмом советского человека■.
Говоря точнее, это фантом того самого призрака ⌠просоветского культурного национализма■ в новом гражданском обществе ⌠россиян■, который отчётливо материализован в возвращении к культурным ценностям-символам, понятным, всем послевоенным поколениям живших в СССР граждан новой демократической России.
Это, конечно же, и гимн, и флаг, и привычные праздники, и обращение ⌠товарищи■, и коммунистические ⌠красные■ названия прессы, и так далее.
Вообще говоря, ⌠культурный патриотизм■ и его более обострённая форма √ ⌠культурный национализм■ √ явление вполне расхожее в послевоенном ⌠первом мире■. С его помощью даже отводили угрозу перетекания патриотического мобилизанта в настоящий национализм в таких странах, как послевоенные Япония и Германия в эпоху послевоенной трансформации от тоталитарного общества к демократическому варианту.
⌠К
ультурный национализм■ уже давно и активно существует во многих полиэтнических странах, например - в США, Китае, Великобритании, отчасти Индии и др., на общественно-бытовом уровне, и это очень удобный клапан для поддержания баланса в национальном сознании народов и стран, гордых собственными умом, талантами и достижениями.В событиях дня сегодняшнего культурный национализм активно фигурирует, например, в среде футбольных болельщиков: это и флаги во всё лицо, и пьяная эйфория от ⌠чувства локтя■, и групповая сплочённость у чужих витрин. И это √ меньшее зло, чем всенародные марши с факелами, аншлюсы и этнические чистки под теми же знамёнами.
Об управляемой демократии
Р
азвитие событий после 11 сентября 2001года продемонстрировало курс новой России на союз со странами, которые условно назовём ⌠Северными странами■.Такой курс автоматически предполагает для новой России социальную и структурную модель, идентичную социальной и структурной модели ⌠Северных стран■, к которым можно отнести США, страны НАТО и ЕС, отчасти Японию и некоторые другие страны, где давно и прочно бытует такая общественная система, которую принято называть ⌠демократической системой■, и которая надёжно защищает права и свободы ⌠открытого общества■ от любых посягательств как извне, так и изнутри.
Для того, чтобы гармонично влиться в цивилизованное сообщество Россия должна создать у себя такой социально-экономический ритм, который бы совпадал с социально-экономическим ритмом вышеупомянутых стран. Создаваемая в России система должна быть адекватной системе, уже существующей в этих странах.
Т
оталитарное наследие российского населения вызывает у некоторых наблюдателей объяснимые опасения относительно принципиальной способности постсоветского общества аккумулировать и адаптировать демократические ценности. Но эти опасения справедливы лишь отчасти.Выше мы рассмотрели мобилизационный фактор, наличие которого свидетельствует о том, что российское общество, так же как и общества в послевоенных Германии и Японии, лучше всего адаптируется к новому социальному порядку посредством проведения реформ ⌠сверху■.
И фактор ⌠культурного национализма■ в руках умелых реформаторов способен стать ⌠цементирующим агентом■ для демократии, знаменем консолидации для всего общество, а не только для радикальных псевдопатриотов и ультранационалистов.
К
ак народ, любой народ оценивает сам себя? Однозначно высоко!В России это проявлено в новом и старом фольклоре, в военном эпосе, а также в некоторых чертах русского характера, который скорее отдаёт предпочтение ⌠рывку■, ⌠штурму■, ⌠аккорду■, чем стабильному и размеренному ритму. То есть российский характер отдаёт предпочтение собственно мобилизации.
Крепкие мобилизационные способности и качества высоко ценятся в российском/советском народе.
За последние 50 лет мобилизантом так или иначе стал, как мы выяснили выше, ⌠советский национализм■, который стал общим понятием и характеризующей составляющей для почти всех народов бывшего СССР. Сегодня Россия для того, чтобы адекватно влиться в мировое сообщество, должна строить общепринятую ⌠Северными странами■ демократическую систему управления обществом. И основным вопросом для российских аналитиков и PR-специалистов должен стать вопрос о том, каким образом, в условиях ⌠новой русской свободы■ и новой политической системы, включая парламентаризм и т.д., ⌠просоветский культурный национализм■, являясь цементирующим агентом новой российской идентичности, поведёт себя? Станет ли он краеугольным камнем новой демократической системы, в том числе системы управления экономикой и хозяйством в России, или же станет основой для грядущего авторитаризма того или иного типа? Как распорядятся ⌠верхи■ мобилизационными возможностями беспрекословно подчиняющихся им ⌠низов■ - главным наследием СССР? Времени у ⌠верхов■ осталось немного: пока не подрастет новое поколение тех, кто пока ходит в сады и школы, и которых уже сегодня не удаётся мобилизовать даже на простую срочную армейскую службу.
Н
овой российской политической элите пора начинать задумываться о том, чем же она √ элита - займётся в оставшееся на размышление время: то ли ⌠выводом авуаров за рубеж■, то ли, наоборот, привлечением финансовых средств в Россию и кропотливой работой на основе научного анализа по возведению фундамента новой России, в которой эта элита будет доживать свою старость.
Среди стран, имеющих богатый исторический и политический опыт, переживших во второй половине ХХ века социально-общественные трансформации, - Япония, Германия, Италия, Испания, и другие страны. В этих странах в результате непростых реформ тоталитарная система была заменена на демократическую систему. И опыт этих стран вполне очевидно указывает на то, что и Россия - страна с высокой культурой, богатой историей и высокопотенциальным народом √ точно так же способна преодолеть идейно-ментальные стереотипы на пути по направлению ко всему остальному миру, стереотипы, которые могут как тормозить создание в стране общественно-политической системы, совпадающей с отлаженными системами в других развитых демократических стран, так и способствовать процессу созидания и достижению намеченных целей.
|
Проголосуйте за это произведение |
