|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
МОЛЧАНИЕ ТЮТЧЕВА И МОЛЧАНИЕ МАНДЕЛЬШТАМА
Вначале я хотел бы выписать оба стихотворения с тем расчетом, чтобы мы видели их вместе:
|
Silentium! Молчи, скрывайся и таи И чувства и мечты свои √ Пускай в душевной глубине Встают и заходят оне Безмолвно, как звезды в ночи, √ Любуйся ими √ и молчи. Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймет ли он, чем ты живешь? Мысль изреченная есть ложь. Взрывая, возмутишь ключи, √ Питайся ими √ и молчи. Лишь жить в себе самом умей √ Есть целый мир в душе твоей Таинственно-волшебных дум: Их оглушит наружный шум, Дневные разгонят лучи, √ Внимай их пенью √ и молчи!.. |
Silentium Она еще не родилась, Она √ и музыка, и слово, И потому всего живого Ненарушаемая связь. Спокойно дышат моря груди, Но, как безумный, светел день, И пены бледная сирень В черно-лазоревом сосуде. Да обретут мои уста Первоначальную немоту, Как кристаллическую ноту, Что от рождения чиста! Останься пеной, Афродита, И, слово, в музыку вернись, И, сердце, сердца устыдись, С первоосновой жизни слито! Осип Мандельштам, 1910 Федор Тютчев, 1830
|
Они потому и нужны нам именно вместе, что представить их вместе в другой ситуации себе невозможно. Во-первых, между первым опытом и вторым прошло такое время, что за этот срок автор первого успел состариться и умереть, а автор второго, родиться и вырасти. Во-вторых, кроме случайного исследователя, никто, конечно, не вздумает бросаться на поиски первого опыта сразу после того, как прочтет второй, или наоборот. В-третьих, авторы обоих опытов никогда у специалистов не стояли в одном ряду. Таким образом, ситуация, противоречащая всему, с чем приходится сталкиваться литературе √ времени, читателю и литературоведу, уникальна. Смею утверждать, что она уникальна еще по одной причине: она моделирует историю появления второго стихотворения.
Дело не закончилось только тем, что Мандельштам прочел Тютчева. Он посчитал свой, второй, взгляд настолько отличным от тютчевского, первого, насколько вообще число 1 отличается от числа 2 -- и число взглядов удвоилось. (Он спорил: это я говорю на том основании, что о согласии √ если извещают √ то извещают в прозе). Вся иноязычная часть стихотворения Мандельштама (то есть название) строится именно в стилистики второй реплики в разговоре. У Тютчева после ⌠Silentium■ поставлен восклицательный знак, а у Мандельштама стоит точка, что превращает ⌠молчи■ в ⌠молчание■; иными словами, Мандельштам в ответ на призыв молчать действительно умолкает. Но в то время как он вежлив по-латыни, по-русски Мандельштам, как видим, еще и чрезвычайно осторожен сначала. Его, конечно, смущает неловкость положения (минимум дважды в истории некто вынужден говорить о молчании вслух), и он определяет неизреченное местоимением ⌠она■, сообщая: ⌠я не знаю точно, о чем мы■.
Она еще не родилась,
Она √ и музыка, и слово,
И потому всего живого
Ненарушаемая связь.
Молчание можно выдать за все, что угодно. ⌠Она■ у Мандельштама созвучно ⌠музыке■ и ⌠связи■; но ⌠связь■, стоя под ударением в конце, обладает перед ⌠музыкой■ преимуществом. К ⌠музыке■ же стихотворение еще обратится:
И, слово, в музыку вернись,
И, сердце, сердца устыдись, --
отдавая ⌠музыке■ первородство по отношению к ⌠слову■, а конструкции возвращая равновесие. Кстати, это последние четверостишие интересно сразу многим. Мало того, что оно обнаруживает в местоимении ⌠она■ Афродиту, -- оно еще словно осуществляет перевод первых четырех строк с языка ⌠Silentium.■ на язык ⌠Silentium!■, демонстрирует различие между мгновением ⌠до■ и мгновением ⌠после■:
Она еще не родилась,
Она √ и музыка, и слово,
И потому всего живого
Ненарушаемая связь.
...
Останься пеной, Афродита,
И, слово, в музыку вернись,
И, сердце, сердца устыдись,
С первоосновой жизни слито!
И здесь Мандельштам почти дерзок с Тютчевым. Он говорит: ⌠Повелительное наклонение √ прежде всего знак упущенной вами секунды. Я наблюдаю молчание как участник, а вы √ только как исследователь■. Мандельштам выполняет требование Тютчева молчать с пользой для себя.
<1997>
|
Проголосуйте за это произведение |
