Бродский разочаровался во всём Этом свете. Естественно. Стал ницшеанцем. То есть его подсознательным идеалом было принципиально недостижимое метафизическое иномирие. Потому, какая ему была разница, где жить, чтоб писать? – Никакой. Ему такому, по большому счёту, не важно было, читают его или нет. Вот только что зарабатывать на жизнь, чем…
Мне вспоминается полностью сроднившийся в эрой Потребления один из России. Она ему, естественно, не нравится, так как в ней периферийный капитализм, с Потреблением – плоховато. – Вот отрывок из его письма:
"Калязин, Углич, Кимры, Дубна … — это всего 4 (!!) моста через Волгу в её верховьях (от Рыбинского вдхр. вверх)… как стране развиваться?”
И мне, между прочим, захотелось посмотреть, какие признаки ненавистной Бродскому эры Потребления, - в числе прочего ненавистной, - видны в его первом, кажется, стихотворении после выдворения из СССР в 1972 году в то самое Царство Потребления.
|
|
|
Осенний вечер в скромном городке,
Гордящемся присутствием на карте
(топограф был, наверное, в азарте
иль с дочкою судьи накоротке).
Уставшее от собственных причуд,
Пространство как бы скидывает бремя
величья, ограничиваясь тут
чертами Главной улицы; а Время
взирает с неким холодом в кости
на циферблат колониальной лавки,
в чьих недрах все, что мог произвести
наш мир: от телескопа до булавки.
Здесь есть кино, салуны, за углом
одно кафе с опущенною шторой,
кирпичный банк с распластанным орлом
и церковь, о наличии которой
и ею расставляемых сетей,
когда б не рядом с почтой, позабыли.
И если б здесь не делали детей,
то пастор бы крестил автомобили.
Здесь буйствуют кузнечики в тиши.
В шесть вечера, как вследствии атомной
войны, уже не встретишь ни души.
Луна вплывает, вписываясь в темный
квадрат окна, что твой Экклезиаст.
Лишь изредка несущийся куда-то
шикарный бьюик фарами обдаст
фигуру Неизвестного Солдата.
Здесь снится вам не женщина в трико,
а собственный ваш адрес на конверте.
Здесь утром, видя скисшим молоко,
молочник узнает о вашей смерти.
Здесь можно жить, забыв про календарь,
глотать свой бром, не выходить наружу
и в зеркало глядеться, как фонарь
глядится в высыхающую лужу. |
Это был, по-видимому, Энн Арбор.

Судя по повторяющимся видам, перед нами пресловутая Главная улица. Которой насмешливо придана заглавная буква, но не дано имени - не заслужила.
Кимры захолустней.

Но мы отвлеклись от Потребления. Вернёмся: лавка "все, что мог произвести / наш мир: от телескопа до булавки / Здесь есть кино, салуны, за углом / одно кафе с опущенною шторой, / кирпичный банк… шикарный бьюик”. И молоко молочник приносит и ставит в условленное место.
Впрочем, это я – от злости на Потребление, которое меня приводит к совсем другому, чем Бродского, идеалу. Тоже запредельному, как и у Бродского. Такова уж доля экстремистов. Может, потому я чую у Бродского и вообще у ницшеанцев их иномирие. а большинство людей, не экстремисты, не чуют.
В чём его, подсознательного, след в стихотворении Бродского?
В заглавных буквах слов "Пространство” и "Время”. Точнее, в их оппозиции насмешливой заглавной букве "Главной улицы” и утончённо насмешливым заглавным буквам "Неизвестного Солдата” (не освети его фарами проезжавшая машина – его б не было видно; пожадничали рационалисты на прожектор). Эти двое земных и местных – ничтожества по сравнению со Всеобщностью.
Так вот замеченное столкновение текстовых реалий Этого всё таки мира рождает третье, переживание устремлённости вообще в иномирие, противоположное тому свету христианства, где есть итоговое спасение прощённых душ для вечной жизни в Царствии Небесном. Вон из Скуки Этого мира.
Возразите, что есть ещё одно слово с заглавной буквы, и оно из Ветхого Завета – "Экклезиаст”.
Заблуждаетесь.
Имеется в виду самое начало одноимённой книги:
"1
1 Слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме.
2 Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, - все суета!
3 Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?
4 Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки.
5 Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит.”.
Бессмысленность жизни, которую, как у Экклезиаста “провозглашает” вечно одинаково восходящее и заходящее солнце, так у Бродского это делает "Луна”.
"Сохранились возражения еврейских богословов Талмуда против включения книги Экклезиаста в состав Библии (Шаббат, 30 б). О ней прямо говорилось, что она содержит еретические воззрения (Вайикра рабба, 28 а) [38, с. 16].” (https://rummuseum.ru/portal/node/2459).
А опускание "в скромном городке” функции церкви к по инерции совершаемому обряду крещения младенцев, то есть без никакой веры живут эти пигмеи-потребители, без ничего возвышенного, подтверждает негативное отношение всех ницшеанцев к христианству как к конкуренту по метафизическому идеалу.
Использовал Бродский бо`льшую терпимость капитализма по сравнению с лжесоциализмом и надавал пощёчин ему, пусть и приютившему изгнанника. Не сломался.
1 апреля 2020 г.