Много лет назад во время уборки урожая
я отправился в Верхнехавский район
-
посмотреть, как работают комбайнеры, а потом написать рассказ или
повесть.
Лучший способ познания - это участие в делах, личный опыт.
Помогая
колхозницам на току провеивать зерно, я занозил ладонь о щербатый
черенок
лопаты. Началось воспаление, пришлось обратиться в районную
больницу.
Там мне умело промыли рану, щедро накрутили на кисть руки бинт.
Из
больницы я вышел, когда уже близился вечер. Я сел на крыльцо -
ждать, не
поедет ли мимо машина в нужную мне сторону, к Малой Приваловке,
где я
квартировал в пустующем доме. Рядом со мной присел ночной сторож,
уже
заступивший на дежурство. Во рту у него торчала самокрутка, ему
требовался
"огонек". А больше он просто хотел побалакать с
незнакомым
ему человеком. Впрочем, кое-что обо мне он знал: что я их
"области",
писатель, - об этом ему, наверное, сказала
фельдшерица,
которая возилась с моей раной. Докуривая цигарку, сторож
сказал:
════ - А у нас тут тоже один писатель, был, да
теперь нету, помер. Давно,
лет
десять. Совсем молодой, Коля Шалыганов. Да какой-то неудалый, к чему
он
пристроится - ничего у него не ладилось. Отец - конюх
колхозный,
на войне убили. Мать за палочки на птицеферме горбатилась,
померла. А
Коля в ПТУ учился. Да чем-то не гож стал, отчислили. На курсы
киномехаников
поступил - по деревням с передвижкой ездить, кино
крутить. И
киношник из него не вышел. У нас тогда в районе почвоведы
работали,
несколько отрядов, на всех полях дырки буравили. Коля Шалыганов
к ним
нанялся, нужно ведь кормиться, дырки эти самые сверлил. Лопаты и
рейки
таскал, словом, что прикажут. На этих делах с ним и случилось
чтой-то,
заболел. К нам привезли. Лежал он, лежал, а не поправлялся, все
таял. И к
осени помер. И что ж получилось: никто по нему не убивался,
никого из
родни у него не нашлось. Хоронили его только наши, больничные.
На одежку
его, что осталось, сапоги - никто не позарился, только и
годились,
что на мусорку кинуть. Под подушкой у него тетрадка лежала, он в
ней все
чтой-то писал. Тетрадку эту я в свою сторожку унес. Думаю, может,
кто
спросит. Да так она и лежит с той поры. Может, глянете, приспособите
ее куда.
Может, что дельное в тетрадке написано.
═════ Сторож вынес мне обычную школьную
тетрадку, довольно измятую, в потертой
обложке. Я
увез ее с собой в Малую Приваловку и - каюсь! - сразу в
нее не
заглянул, ежедневные поездки по колхозам не оставляли мне
времени. А
в городе - опять каюсь! - я про нее просто забыл за
своими
делами. И пролежала она, забытая, затерянная среди моих блокнотов
и
черновиков - стыдно даже сказать, как долго. Но у рукописей есть
счастливое
свойство, по словам Михаила Булгакова, они не горят и не
пропадают;
сколько бы ни пришлось томиться им в безвестности, но в
конце-концов
они находят дорогу к читателям. Когда я однажды обнаружил
тетрадку
со стихами Коли Шалыганова и прочитал ее, я тут же поехал в
Верхнюю
Хаву, чтобы расспросить местных жителей об авторе, но бегущее
время уже
унесло всех, кто его знал и помнил и мог бы хоть что-то
рассказать.
Не было в живых и того больничного сторожа, что вручил мне
Колину
тетрадку, чтобы я ее "приспособил" - если в ней
найдется
"дельное"...
═Юрий ГОНЧАРОВ.
Читайте в "Русском переплете".
