У писателя Василия Белова, в его родной деревне Тимонихе, во второй раз мне довелось побывать в 1994 году, с 24 по 28 августа.

В первый раз я ездил туда в январе 1991 года, вскоре после знакомства с писателем.

Тогда поехали мы с женой и мой друг литературный критик Кожинов с женой. Там у Белова мы праздновали старый Новый год.

Тогда же Белов подарил нам ⌠Кануны■ и написал на развороте книги, чтобы мы обязательно приехали в Тимониху летом.

Чтобы добраться до Тимонихи, надо доехать до Вологды, что в пятистах километрах на север от Москвы, потом девяносто километров поездом на север от Вологды, до города Харовска, а там еще восемьдесят километров по дороге к западу от Харовска в глубь северных лесов.

Поезд отправился из Москвы 23 числа, в половине одиннадцатого вечером, и прибыл в Харовск на следующий день утром, в половине десятого. Одиннадцать часов от Москвы. Всю ночь мы с женой и наш попутчик не сомкнули глаз из-за неукротимого храпа четвертого пассажира купе - армянина средних лет, здорового и круглого, как бочонок.

На платформе Харовска нас окликнула Лида, родная сестра Белова. Глаза у нее - в точности как у Василия Ивановича. В профиль она очень похожа на маму на фотографии, которую я однажды видел.

Как выяснилось, Лида приехала из Вологды на том же поезде, что и мы, специально, чтобы нас встретить. В те несколько дней, что мы вместе провели в Тимонихе, готовила для всех нас Лида, поэтому в первую очередь хочется поблагодарить её за радушие. Она по-настоящему добрый, хороший человек.

У станции нас ждала машина типа джип. Салон автомобиля, вероятно, почистили бензином перед нашим приездом, и поэтому там нестерпимо пахло. Для меня это было просто невыносимо, как для человека, не любящего машины вообще. Но пришлось с этим смириться, тем более что приветливый водитель навел порядок в автомобиле специально перед нашим приездом.

Половина почти восьмидесятикилометровой дороги от Харовска до Тимонихи грунтовая, в выбоинах. Мы неслись по этой дороге, не замечая за разговорами скорости. Машину подбрасывало и кидало из стороны в сторону, и нас тоже подбрасывало чуть не до самого неба. А за окном тем временем тянулись не очень веселые пейзажи и разворачивалась трагедия, казалось, навсегда раскисшей от слякоти дороги.

В прошлый наш приезд зимой ямы на дороге были завалены снегом. Мы замирали от страха, когда даже наш опытный водитель с трудом удерживал машину на безукоризненно ровной дороге, ставшей скользкой от мороза, ударившего после недавних дождей. Строительные самосвалы и грузовики, словно в насмешку, разъезжают здесь на бешеной скорости, уродуя тяжелыми колесами без того разбитую дорогу.

По пути открываются виды совершенно не такие, какие мы видели зимой, с её белоснежными равнинами и мрачными черными лесами. Кажется, будто и не бывал здесь никогда прежде, так все наполнено яркими цветами и светом. А в лесу уже желтеют кое-где осенние листья.

По пути встречаются залитые солнцем деревеньки и производят не такое мрачное, как зимой, а светлое и доброе впечатление. Но надо признать, что больше стало разрушенных, брошенных домов.

Каждый раз, когда мы проезжали мимо деревни, Лида печально вздыхала и рассказывала, что во времена ее детства здесь было около ста домов, а теперь лишь несколько, а в этой деревне было особенно шумно, был даже перекресток дорог, а теперь, видите, только два-три дома-то и осталось.

Встретились два магазина, куда, как и раньше, люди приходят словно охотники за добычей. Мы заходили туда. Продавалось что-то из одежды и обуви, письменные принадлежности и водка.

Хоть и говорят, что Москва, Петербург и другие крупные города переполнены всевозможными товарами, сюда, как видно, эти блага пока не доходят.

Лида воскликнула, чтобы мы посмотрели в сторону. Семья цыган, муж и жена лет тридцати, управляли каждый своей телегой, запряженной лошадью. К одной из телег была привязана корова. Рядом шел ребенок. Лида предположила, что ребенок, видимо, не один, поскольку у цыган обычно бывает по много детей, и что в телеге под покрывалом наверняка спят еще несколько ребятишек. В последний раз Лиде приходилось видеть здесь цыган сорок лет назад.

Когда после я спросил у Белова, выяснилось, что недавно цыгане встали табором неподалёку и занялись перепродажей овец.

В пятнадцать минут двенадцатого мы были уже в Тимонихе, у дома Белова. Так что на дорогу от станции в Харовск ушло примерно полтора часа.

Через некоторое время вернулся от соседей и сам Василий Иванович, неся от них большой кусок очищенной от костей баранины.

Тимониха расположена на пологом холме, на котором без определенного порядка стоят деревянные дома. Зимой они словно сопротивлялись белоснежному злому холоду и были торжественными и важными. Но теперь, казалось, они улыбались нам нежной, мягкой улыбкой.

Белов рассказывал, что название деревни зарегистрировано еще в документах 1626 года, что название происходит от человека по имени Тимофей. И что семья Беловых поселилась в здешних местах после 1720 года.

У холма, в неглубокой долине протекает река Сохта - полноводная, с довольно быстрым течением. Начало она берет в дальнем лесном озере. Жители деревни до сих пор используют речную воду как питьевую. Вода и в самом деле хороша. Ходит туда на водопой и домашний скот. Богата река и рыбой. А вдоль берега стоят небольшие домики - семейные бани.

На тянущихся по обе стороны реки холмах стоят еще несколько деревень. Все они состоят из бревенчатых рубленых домов и бань.

Недалеко от Тимонихи проходит грунтовый тракт, проложенный усилиями Белова в бытность его депутатом Верховного Совета. По этой дороге - единственной, связывающей район с внешним миром, иногда на большой скорости, поднимая пыль, с ревом проносятся самосвалы и грузовики. Но автомобильный дорожный шум не доносится до дома Белова, что расположен почти в самом центре деревни.

С наступлением ночи дорога словно вымирает, освещенная круглой и чистой луной, и серебряный туман покрывает землю.

Выключаю в комнате свет и смотрю в окно, любуясь величественной, первозданной красотой природы. Ничто не нарушает тишины.

В прошлый раз, зимой, все небо было густо усыпано звездами. Никогда прежде не видел я ни столько ярких звезд, ни такого, как здесь, бездонного, всепоглощающего ночного мрака. Но больше всего мое сердце покорено осенней свежестью необыкновенно чистого воздуха.

А летом, когда в лесу и в полях буйно цветут травы, воздух наполняется ⌠сладким цветочным ароматом.

Правда вот, не дают покоя тучи комаров.

Дом у Белова типично северорусский крестьянский, рубленный. Трёхэтажный - довольно большой. На южную сторону к дороге выходят шесть окон. Прежний дом, как мне сказали был ещё больше. На первом этаже мастерская и кладовая, место для хранения зерна и помещение для домашней живности.

На втором этаже расположены чулан, туалет и жилая часть дома, состоящая из трёх комнат. В одной из них, площадью в 25 -26 дзё*, - три окна. В юго-восточном углу комнаты - иконы, под ними большой стол и короткие скамейки - стулья.

На столе книги - свои и Распутина, письменные принадлежности. Там же стоит проигрыватель и лежат пластинки к нему с православной духовной музыкой и сочинениями Чайковского, которые Белов любит слушать.

Почти в центре комнаты - печка. Вдоль стены стоят две кровати. Стены украшают несколько икон и картин, висят старинное ружьё и сарафан.

Эту комнату хозяин любезно предоставил нам с женой на время пребывания в гостях.

В соседней через дверь комнате - кухня и печка. Всё это можно увидеть на фотографиях, помещённых в великолепном издании ⌠Лад■.

Готовить можно в печке или на электрической плите.

Рядом пара вёдер с принесённой из реки водой.

Эта комната небольшая, в одно окно.

Следующая комната - гостиная и столовая, шириной в два окна. Здесь большой стол. На нём - как на фотографии в ⌠Ладе■ большой красно-золотой самовар.

Под окнами вдоль стены стоит скамья. Ближе к кухне расположен диван, на котором можно спать. Здесь же большой черно-белый телевизор, радио, телефон, шкаф. За шкафом кровать Белова.

Спать можно также и на печи.

Чуланы есть в обеих комнатах, в одном из них тоже приспособлена кровать.

На третьем этаже сделан ремонт, и теперь там рабочий кабинет.

У окна очень простые стол и стул, там же стоит кровать.

Первое, на что обращаешь внимание - бюст Шукшина. На стене несколько икон и картины. Среди них принадлежащие кисти самого Белова. Отопления на третьем этаже нет никакого, поэтому с наступлением холодов Василий Иванович работает на втором этаже.

Дом, в котором теперь летняя кухня, построенный почти сто лет назад, первоначально принадлежал семье матери Белова.

Сразу же после свадьбы молодые родители Белова поселились в доме, построенном отцом Василия Ивановича.

Во время второй мировой войны отец погиб, и мама одна поднимала пятерых детей - троих мальчиков и двух девочек.

После смерти тетки Белова, жившей в фамильном доме по праву наследства, семья Беловых снова переехала в старый дом.

Дом, построенный руками отца, где с братьями и сестрами рос Василий Иванович, продали в трудные для семьи годы. Позже этот дом разрушился, но совсем недавно Василий Иванович восстановил его своими руками, и теперь там тоже его рабочий писательский кабинет.

В этом доме за печью, к нашему удивлению, мы обнаружили водосливной туалет, вероятно, единственный во всей округе. Туалет, что в основном доме, - обычный деревенский, конечно же, неотапливаемый (сколько усилий приложено, чтобы избавиться от запаха).

До сих пор стоит у реки банька, в которой Белов родился. Как известно, на севере России в старину женщины рожали в банях.

Раньше в Тимонихе было двадцать три дома, а теперь - только шесть. И следа не осталось от дома, что еще в прошлый наш приезд стоял неподалеку от дома Василия Ивановича, а на месте его буйно растут розовые цветы иван-чая.

Этим летом сюда приезжали молодые семьи с детьми, и деревня словно ожила. Зимой же здесь живут только семь человек: один старичок, пять бабушек и еще мужичок средних лет, любитель выпить.

Василий Иванович живёт в основном в Вологде и приезжает сюда зимой очень редко.

Старики живут в деревне сообща, помогая друг другу. Кормят домашних животных без различия - где чьё. Сразу и не поймёшь, кто хозяин.

В самом деле, всех этих коров, лошадей, кур, кроликов, овец, кошек и собак из беловских ⌠Рассказов о всякой живности■ можно считать полноправными обитателями деревни. Ведь именно они помогают в деревенской жизни и скрашивают однообразие.

Жизнь в деревне начинается утром с выгона скотины на пастбище, заканчивается возвращением с пастбища вечером.

До сих живут в деревне две собаки. Одна - маленькая, лает на всех без разбора. Белов зовёт её Пустозвоном. Говорит, что по характеру она в своего хозяина - любителя выпить. Вторая собака настолько толстая, что вначале я перепутал её с бараном. Она совершенно не лает, зато регулярно обходит все дома с визитом. Пустозвон в деревне недавно. По крайней мере, зимой его ещё не было.

В прошлый приезд зимой мы видели трёх кобелей, которые согревались на двадцатиградусном морозе, сбившись вместе. На них невозможно было смотреть без слёз. Василий Иванович рассказал нам, как одного из них застрелили. Этот пёс и раньше уже нападал на овец, и за это хозяин овец чуть не убил его однажды, но пожалел, отрезал ухо и отпустил. Через несколько дней пёс опять вернулся и, вероятно, не в силах забыть вкуса баранины, снова набросился на овец. На этот раз хозяин овец уже не простил и застрелил его из ружья.

Окрестности деревни Тимониха относятся к Никольскому приходу. И теперь главная новость прихода - восстановление церкви.

Церковь стоит на возвышенности в двадцати пяти минутах ходьбы от Тимонихи, и теперь её видно издалека. Церковь расположена рядом с озером, и особенно красиво её отражение в воде.

Раньше в здешних местах очень сильна была вера. Основанные в конце ХIV - начале ХV веков Ферапонтов и Кирилло-Белозерский монастыри считались святыми местами Киевской и Московской Руси. Распространено здесь было и паломничество в Иерусалим. И даже после революции не уменьшалось число людей, желающих креститься и вынужденных делать это тайно.

Местную церковь, построенную из кирпича почти 130 лет тому назад, после революции превратили в начальную школу, в которой, кстати, учился и Василий Иванович Белов, а потом переделали в гараж для колхозных тракторов. Позже, в течение нескольких десятилетий, церковь была заброшена.

Зимой я видел кое-как сваленный за церковью изуродованный церковный купол. А от дополнительной зимней церкви, колокольни и дома священника не осталось и следа.

Три года назад Белов начал восстанавливать эту церковь на свои деньги, лично принимая участие в работах, и теперь, наконец, церкви возвращён надлежащий вид.

Церковный иконостас Белов тоже сделал своими руками.

После окончания школы он был плотником, так что опыта ему не занимать.

Церковное кладбище он тоже привёл в порядок, построил ограду. Три года назад умерла мама Василия Ивановича. Она похоронена на этом кладбище.

Как раз к 26 августа - дню Успения Богородицы - из Вологды были приглашены священник с помощником, поскольку постоянного священнослужителя в церкви пока нет. Приглашены, конечно же, Беловым.

Раньше в такие дни собиралась молодёжь из соседних деревень, всю ночь плясали и до утра пели песни. Говорят, было весело и шумно.

За день до праздника - 25 августа - крестили детей. Внутри церкви мы увидели семь младенцев в сопровождении целой толпы родственников. Откровенно говоря, я не думал, что в приходе столько молодых семей. Все они приехали на машинах, по всей вероятности, из дальних деревень.

Среди прихожан была молодая мама, которая пришла в церковь пешком по той самой единственной дороге, что связывает район с внешним миром. Ребёнка она привезла в коляске издалека. Потом она возвращалась обратно по той же дороге. Шла долго, толкая перед собой коляску, и их было видно, пока её маленькая фигурка не исчезла за горизонтом. На меня всё это произвело очень глубокое впечатление.

⌠В деревне время проходит незаметно. Не нужно торопиться на электричку и нервничать в ожидании автобуса, как в городе. Здесь захотел работать - работай, захотел спать - спи. Делай, что хочешь и когда хочешь■.

И на самом деле всё так, как говорит Белов, и время в деревне течёт медленно.

По утрам Белов весело интересовался у нас: ⌠А какой на сегодня план?■

⌠Плана нет никакого■, - отвечали мы, глядя на светящееся улыбкой лицо Василия Ивановича.

И так каждое утро в течение пяти дней в Тимонихе - безо всяких планов и намерений.

Мы проводили время за чаем и разговорами с Василием Ивановичем и его сестрой Лидой. Ходили с Беловым в церковь или в соседнюю деревню. Ходили умываться к реке и с холма, что у реки, любовались церковью... А утомившись, грелись на солнышке, лёжа в душистой траве цветущего луга.

Через пару дней с нами уже здоровались местные жители.

Некоторые старички помнили нас ещё по зимнему приезду. Спрашивали, откуда мы, и нравится ли нам Тимониха. Мы отвечали, что из Японии, но не было уверенности, что кто-нибудь из них знает, где это находится.

Снова, как и в прошлый раз, побывал в бане.

Белов, как настоящий любитель, имеет целых три бани. Первая - та, что строил ещё его отец. В этой бане Белов родился. Вторая пока только строится. Эти две бани стоят у самой реки, но ими никто не пользуется по назначению.

Наконец, ещё одна баня расположена совсем рядом - за домом. Именно эту называют литературной, потому что в ней бывали выдающиеся литераторы - Яшин, Шукшин, Абрамов, Носов, Рубцов...

В этот раз я парился не так, как зимой, а самостоятельно. Правда, Василий Иванович тщательно меня проинструктировал заранее, но баню доверил, а значит, признал.

В прошлую зиму в Тимонихе я впервые в жизни побывал в настоящей русской бане, и выбежал из неё через полчаса под смех Белова, который парится по два часа подряд.

Теперь же мне удалось продержаться чуть больше часа и получить оценку ⌠удовлетворительно■.

После бани чувствуешь себя очень хорошо. Выходишь свежим, словно обновлённым.

Василий Иванович обычно принимает баню два раза в неделю, а для этого очень важно принести несколько ведер воды из реки, что в нескольких сотнях метров от бани.

Как-то утром после завтрака Белов пригласил на прогулку. Отправились втроём - Белов и мы с женой.

Недостроенная баня служит кабинетом и писательским убежищем от непрошеных гостей (в основном это журналисты). У окна простые самодельные стол и стул. Здесь были написаны некоторые главы ⌠Лада■.

Когда-то у реки стояли четыре водяные мельницы, кроме того, имелись мельницы ветряные. Теперь нет того, ни другого. Раньше у каждой крестьянской семьи было отдельное большое помещение для обмолота зерна. До сих пор уцелела только одна такая молотилка да и та полуразрушена. Теперь там хранят сено.

А в деревне, что напротив Тимонихи, осталось всего три крестьянских дома и дом, принадлежащий дачникам из Вологды. Ещё лет десять тому назад, рассказывал Белов, домов было много, а теперь - только развалины да фундаменты, заросшие иван-чаем.

В последнее время Белов работает над статьями, посвящёнными социально-политической тематике, и почти не пишет литературно-художественных произведений.

⌠Сейчас ничего не пишу. Многое надо осмыслить. Если появится желание писать - буду писать■, - говорит Василий Иванович.

Вместо этого он пишет картины маслом, и через них выражает настроение: ⌠Словами ли, красками ли - разницы нет■. И светлую картину с нежными полевыми цветами взяла, конечно же, моя жена.

Для писателей наступили трудные времена. Доходы от авторских гонораров заметно уменьшились. Тиражи первых изданий сократились. Несколько лет назад книги выходили десятками тысяч экземпляров, теперь же - едва ли несколькими тысячами. Соответственно, и авторский процент стал намного меньше.

Почти все сбережения Белов потратил на восстановление церкви. Теперешний его доход определён небольшой пенсией и еще немного ⌠за литературные заслуги■. То есть на побывку в Москву денег не хватает не то что на самолет, но даже на билет в купейный вагон на поезд.

Василия Ивановича чрезвычайно тревожит сложившаяся в последнее время в России политическая ситуация.

Когда на экране телевизора появляются Ельцин, Гайдар, Яковлев и другие ⌠демократы■, Белов бьёт по экрану мухобойкой: ⌠Негодяи мучают Россию■.

Как-то в новостях сообщали, о погибших на таджико-афганской границе русских солдатах, и Белов с возмущением говорил: ⌠Почему молодых русских ребят отправляют воевать за землю, не имеющую отношения к России?!■

Из разговоров с Василием Ивановичем стало ясно, что в числе партнёров России он видит прежде всего три страны: Украину, Белоруссию и Казахстан.

Белов с болью часто говорит о том, что российские политики быстро нашли бы выход из кризиса, если бы оказались на месте народа.

Из Тимонихи решено было ехать днём 27 числа, и по дороге в Вологду посетить монастырь, а в Москву отправиться 28 числа вечерним поездом. Такой план составили для нас Белов и его друг из Вологды Михаил Карачев.

Поэт Карачёв долгие годы с энтузиазмом участвует в движении по охране памятников старины Вологодской губернии. Он помогал нам с женой, когда мы приезжали в Вологду в январе 1991 года и в августе 1992 года, и мы очень ему благодарны за это. 27-го утром мы собрали вещи, приготовились к отъезду и стали ждать, но и после обеда Карачёв не приехал.

Белов в тот день был занят приготовлениями к церковной службе и хлопотал с самого утра.

Вначале мы немного нервничали, но делать было нечего и по совету Лиды пошли в церковь смотреть, как проходит крещение. И только через два часа уже после того, как мы вернулись из церкви, приехали на машине долгожданный Карачёв и с ним молодой водитель Саша.

Однако Карачёв не особенно переживал из-за опоздания, и в результате отъезд перенесли на время после ужина.

Во время ужина Белов и Карачёв увлечённо дискутировали. Василий Иванович по-хозяйски угощал гостей водкой - сам он не пьёт ни капли - , а потом развернул гармонь.

До сих пор с удовольствием вспоминаю тот вечер. Конечно же, мы никуда не поехали и остались ночевать в доме Василия Ивановича Белова. Священников планировали разместить на ту ночь в нашей комнате, но поскольку мы с женой снова остались, Лида очень вежливо и незаметно договорилась о ночлеге для них в соседнем доме.

Мы думали, что поедем утром, но Карачёв сказал, что хочет посмотреть церковь, и мы опять пошли смотреть церковь.

Как раз после службы мы в первый раз встретили дачника - московского журналиста. Он пригласил нас к себе. Это в двадцати минутах ходьбы от церкви. Там мы тоже не спеша пили чай.

К Белову вернулись только после полудня. Плотно пообедали, снова неторопливо пили чай. Когда поднялись из-за стола, было больше трёх часов дня.

И так продолжалось до самой последней минуты в Тимонихе, в которой нет лишней суеты, планов и намерений.