|
28.10.2024
21:36 |
"Это всё накануне было..." Когда в искусстве исчезает смысл, в сознании народа исчезает зримая грань между добром и злом; и в политике тогда тоже уже все дозволено. Между Манифестами новаторов и ужасами столетия не абсолютная, но очевидная связь. "Мы призываем разрушить чистый русский язык (и) причинно-следственный образ мыслей",
- заявлено в Манифесте кубофутуристов 1913 года. Напрямую с августом 14-го это не свяжешь. Но не разрушена ли напрочь связь "причин и следствий" в действиях, скажем, самого Малевича? Ярый оборонец и патриот он, однако, всячески увиливает от мобилизации и фронта... Он и Маяковский, оба в эпатажных желтых кофтах, ратуют "за войну до победного конца", ужиная в ресторанах и отсыпаясь на мягких перинах... "В день объявления первой русской войны с немцами Маяковский влезает на пьедестал памятника Скобелеву в Москве и ревет над толпой патриотическими виршами. Затем, через некоторое время, на нем цилиндр, черное пальто, черные перчатки, в руках трость черного дерева, и он в этом наряде как-то устраивается так, что на войну его не берут.
Но вот наконец воцаряется Ленин... Требовалась "фабрикация людей с материалистическим мышлением"... для чего трудно было найти более подходящего певца, чем Маяковский с его злобной, бесстыдной, каторжно-бессердечной натурой..." (И. А. Бунин. "Под серпом имолотом").
В страшную годину сталинской коллективизации крестьяне в живописи Казимира Малевича предстали пошло раскрашенными муляжами, лишенными не только глаз, губ и прочих аксессуаров лица, но и вообще лиц (вместо " пустой белый овал), а подчас и голов ("Сенокос", "Голова крестьянина", "Девушки в поле"...). Все это было как бы художественной аллегорией на тему столь ходкого в начале 30-х годов сомнительного тезиса Фейербаха насчет "идиотизма сельской жизни". Странно соседствуют в наше время на страницах иллюстрированных изданий эти изображения существ, лишенных всего человеческого, индивидуального, личностного, с помещенными подчас тут же воспоминаниями и статьями об ужасах раскулачивания...
Об этом яркое стихотворение питерского поэта Евгения Рейна. (О нем, кстати, сам Бродский писал: "Если у меня был когда-нибудь метр, то таким метром был он"). Итак, стихотворение "Авангард":
Это все накануне было, // почему-то в глазах рябило,
и Бурлюк с нарисованной рожей // Кавальери казался пригожей.
Вот и Первая Мировая, // отпечатана меловая
символическая афиша. // Бандероль пришла из Парижа.
В ней туманные фотоснимки, // на одном - Пикассо в обнимку
с футуристом Кусковым Васей, // на других - натюрморты с вазой.
И поехало, и помчалось - // кубо, эго и снова кубо,
начиналось и не кончалось // от Архангельска и до юга,
от Одессы и до Тифлиса, // ну, а главное, в Петрограде.
Все как будто бы заждалися: // "Начинайте же, Бога ради!"
Из фанеры и из газеты // тут же склеивались макеты,
теоретики и поэты // пересчитывали приметы:
"Начинается, вот он, прибыл, // послезавтра, вчера, сегодня!"
А один говорил "Дурщилбыр!" // в ожидании гнева Господня.
Из картонки и из клеенки, // по две лесенки в три колонки,
по фасадам и по перилам // Казимиром и Велемиром (Хлебников. " М.Т.).
И когда они все сломали, // и везде НЕ летал летатлин (В. Татлин. " М.Т.),
то успели понять едва ли, // с гиком, хохотом и талантом
в ЛЕФе, в Камерном на премьере // средь наркомов, речей, ухмылок
разбудили какого зверя, // жадно дышащего в затылок.
Скажут: да о том ли это? о Бродском ли? Сам Евгений Рейн станет уверять, что - не о том... Об этом! Будьте уверены! О том, что не так уж невинны когда бы то ни было игры со смыслами - их искажение и разрушение. Тогда как именно здравый смысл (словами Гете) "высший гений человечества".
Но - Нобелевская премия Иосифа Бродского!.. А что . Нобелевская премия? Лев Толстой, к примеру, ее не получил. В решении "разряда изящной словесности" Академии наук от января 1906 года указывалось, что Академия не может отделять беллетристику Толстого от его политико-литературной деятельности и ввиду характера последней (отвержение официальной церкви, индивидуальное богоискательство. - М.Т.) не может указать на Толстого как на достойного премии".
Случай Бродского как раз обратный. Еще Анна Ахматова заметила, что Бродский по-своему обязан репрессивной советской власти, "выстроившей ему биографию".
Вероятно, одного этого было бы недостаточно. Требуется и некое творчество (на первых порах в полной мере, бесспорно, присутствовавшее у Бродского). Тут-то и вступает в свои права "феномен подстрочника".
Вслед за техническими наиболее переводимы на любой язык тексты на эсперанто. Более того, на живых языках эсперантская поэзия звучит ярче, чем в оригинале. Стихотворную заумь в принципе переводить проще, чем нормальный стих (оттого-то "международный успех" Андрея Вознесенского): неизмеримо большая свобода для трактования текста, подбора слов.
Во Франции, к примеру, едва ли не известнейший современный русский поэт - Геннадий Айги (недавно почивший), лауреат нескольких французских литературных премий. Не раз предлагался и на Нобелевскую. Вот один из характерных его опусов (приводимый мной здесь сплошь для экономии места) . без точек и запятых, и, уж само собой, без рифм:
"сплю это где-то давно без страны это место где я а утешение - где-то под снегом дрова вьюга с тех пор и не нужен и я дружба теперь - рукавами во льду тает об дерево кровь-моя-сон: как запевается! тенью своею качаясь болью как в воздухе в тоске по столбам-в-этом мире-иль-ганнушкиным песнью ненужной качаясь в поле во вьюге средь хлопьев-существ лбом рассеченным в мирраспеваясь! - для Господа перебирая под снегом дрова".
Я учился когда-то вместе с Геннадием Лисиным (Айги) в Литературном институте и, вспоминая этого добросердечного чувашского парня, не без божьей искры (у С.И. Вашенцева, завкафедрой творчества, ходил в самородках), боюсь, что примечательнее всего в его приведенном тексте упоминание о Петре Борисовиче Ганнушкине - "одном из создателей т.н.малой психиатрии, учения о пограничных состояниях" (СЭС). Куда тольконе заведет простую душу циничное неумеренное захваливание...
Словом, перевод и даже подстрочник зауми (чего-то подобного) намного привлекательнее оригинала. Подстрочник (плюс стихи Бродского питерского периода, плюс справедливо заслуженная в те годы известность диссидента) заставляет предполагать нечто большее, чем есть на самом деле. Это, надо думать, и перевесило во мнении иноязычных нобелевских арбитров. Англоязычные стихи Бродского, кстати, вызвали ряд насмешливых рецензий в американской прессе.
Поэт, впрочем, не обязан творить на чужом языке. Свой не надо бы забывать.
|
