Х У Д О Ж Е С Т В Е Н Н Ы Й С М Ы С Л
ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
Соломона Воложина
31.05.2017 |
О лермонтовском плохом одном стихотворении.
|
||||||||||
26.05.2017 |
|
||||||||||
16.05.2017 |
|
||||||||||
07.05.2017 |
Пляски вокруг подсознательного.
|
||||||||||
07.05.2017 |
|
||||||||||
01.05.2017 |
|
||||||||||
25.04.2017 |
|
||||||||||
20.04.2017 |
|
||||||||||
19.04.2017 |
Первые серии «Анны Карениной».
|
||||||||||
16.04.2017 |
|
||||||||||
15.04.2017 |
|
||||||||||
05.04.2017 |
|
||||||||||
04.04.2017 |
|
||||||||||
03.04.2017 |
Надо, пожалуй, и мне отозваться.
|
||||||||||
31.03.2017 |
Издевательство Леонида Гиршовича?
|
||||||||||
25.03.2017 |
Неужели... Неужели мне надо дочитывать эту книгу (Петра Алешковского, “Крепость”, 2015)?
Мой хороший товарищ говорил мне когда-то давным-давно: “Вот состаришься, надо будет бросить писать, а не будет хотеться. И ты опустишься. Станешь писать всё хуже и хуже. И не будешь этого замечать…”. Неужели я докатился?
Меня поддерживает воспоминание о книгах нобелевских лауреатов “Доктор Живаго” и “Сто лет одиночества”. Их было так скучно читать, что я придумал средство дочитать: описывать, как мне противно читать. И в конце я бывал вознаграждён: мне нечто открывалось. – Мораль: надо не доверять себе, раз, и надо дочитывать до конца, два. Ну? И неужели мне и теперь надо себя мучить? – Те двое хоть были нобелевские лауреаты… Это что-то всё же обещало. А Пётр Алешковский?..
Или исполнить функцию абы какого писания, предречённую покойным уже товарищем: надо ж чем-то жить, пока живётся…
Герой Алешковского, археолог Мальцов, живёт во имя – читатель об этом догадывается (я догадался, начав писать – на начале совсем скучной главы “Деревня”), а герой пока не догадывается – во имя предсуществующей какой-то миссии героя. Я не исключаю, что эта миссия окажется в чём-то перекликающейся с миссией самого русского народа в истории человечества. Археолог думает про себя, что он должен не изменять науке, археологии. Не попадать в общее сейчас течение – зарабатывание побольше. Я, возможно, как раз подходящий читатель для Алешковского (я считаю, что история идёт по синусоиде, которая колеблется, в частности теперь, от американского глобализма с его эрой Потребления до нового, безрелигиозного традиционализма; и сейчас, мол, начинается поворот к традиционализму; ИГИЛ – его издержки, Трампа Алешковский предчуял, ну а Путин – яркое свидетельство). Ну а традиционализм тянет исторические, так сказать, сны археолога о татарах многие сотни лет назад, тянет описание охоты на кабана, тянет – вот теперь – на описание чуть не технологии соления огурцов… Впрочем, это уже похоже на известную и надоевшую жвачку. Или "подготовка новых идей в границах “усредненного” сознания” (http://fictionbook.ru/static/trials/06/59/92/06599282.a4.pdf). Потерпим?
Я не потерпел. Я пропустил всё, что касалось умирания деревенской жизни в нечернозёмной полосе России. А книга оказалась трагедией. Причём – это, наверно, заслуга Алешковского – я это понял только за несколько абзацев до Эпилога. Странно. Странно не то, что я так долго не понимал, странно, что автор это сделал. Может, это что-то значит? Может, он этим хотел сказать, что Россия умрёт. Уже умирает. И смерть наступает незаметно…
Собственно и татарская линия такая же. Ну разве можно считать, что Татарстан – достойный преемник Золотой Орды? Нет, конечно. Вот потому и показана смерть Мамая, а потом и дошедшая до ничтожества жизнь и смерть воеводы Туган Шона.
Причём, интересно, в Эпилоге есть упоминание о Крыме 2014-го… Книга датируется: 2009 – 2014. То есть начинала она писаться до Крымской Весны, поначалу казавшейся русским возрождением. (Я написал “поначалу казавшейся”, потому что прочёл недавно интервью с Чалым, самым-пресамым родоначальником Крымской Весны. Так вот, как холодный душ – то интервью размечтавшимся.) То есть, несмотря ни на что Алешковский не сменил первоначальную трагическую установку, с которой начал писать свой роман. – Частный интерес побеждает интерес общий и – победит. Он поверил в горохизацию всего мира. Настойчиво проводящуюся одной из горошин – Вильдербергским клубом, например.
А меня огорошивает сам факт романного воплощения этой, вообще-то, знакомой мне идеи. Она в самом деле ж проводится незаметно для большинства человечества. Как трагедия в романе “Крепость”. – Странно. Почему меня это так врасплох застало?.. – Может, сам факт неожиданности свидетельствует о художественности, художественности даже и такой, какою я, экстремист, её понимаю: как являющую текстовые следы подсознательного идеала автора. Каков же идеал Алешковского? – Наверно, идеал реализма. То есть слышать, как трава растёт. Видеть то в социуме, что ещё никто не замечает. А какое оно нравственно – не важно. Важно, что верно. Некое бессердечие такое. (Недаром говорят, что реализм – это незаинтересованное исследование и – почти грань с наукой.) Сердце сжимается о ТАКОГО будущего России, но… такова истина. Но я отвлёкся… Подсознательность-то в чём? – Неужели в этом упоении бытописанием? (Может, слово негодное – бытописание: Алешковский же любовно и ход битв описывает – какое это бытописание? Или ничего?.. Вот такой, не каждый день случающийся, но быт…) – Правильно, как и описывать умирание страны художнику, если не наоборот! Жуть. Я – в восторге. 25 марта 2017 г.
|
||||||||||
22.03.2017 |
Как проверить идеал Литвиновой.
|
||||||||||
20.03.2017 |
|
||||||||||
18.03.2017 |
|
||||||||||
15.03.2017 |
|
<< 71|72|73|74|75|76|77|78|79|80 >> |
Редколлегия | О журнале | Авторам | Архив | Статистика | Дискуссия
Содержание
Современная русская мысль
Портал "Русский переплет"
Новости русской культуры
Галерея "Новые Передвижники"
Пишите
© 1999 "Русский переплет"