03.10.2019
21:22

Лояльность

Я смотрел фильм Сокурова “Одинокий голос человека” (1978) лояльно, внимательно. Потому что это был фильм, запрещённый к показу в СССР и чудом спасённый от уничтожения. А ещё потому, что смотреть-то его я начал, прочитав такое:

"Положа руку на сердце, за 20 лет работы с Тарковским я могу припомнить лишь отдельные фильмы его коллег из родного Отечества, которые бы ему понравились… Он очень высоко оценил “Одинокий голос человека” Сокурова” (Суркова. Тарковский и я. 2002. С. 169).

Я усвоил себе по фильмам “Иваново детство”, “Андрей Рублёв” и “Зеркало”, что он ценил в своём произведении чувство уверенности, что он самовыразился. И всё. Самовыражение в первых названных картинах было одно, в третьей – другое, но чувство уверенности – одно и то же. Это совпадает с “моей” эстетикой: художественно только то, что несёт следы подсознательного идеала автора. Содержание идеала не имеет значения. Суждение получается в каком-то смысле аполитичным, внеморальным. Что было непереносимо для тоталитаризма в СССР, почему и загоняло художественные фильмы под запрет. Того же “Андрея Рублёва”, например. – И я обосновано ждал, что запрещённый фильм Сокурова будет художественным. Хоть накануне по такой же наводке я посмотрел запрещённый же фильм Алова и Наумова “Скверный анекдот” (1966), и тот мне показался сатирой, которую я в принципе не считаю художественной, ибо она усиливает всего лишь уже знаемые переживания (разочарование шестидесятников 19 и 20 столетий в России и СССР в надежде на ослабление централизма после отмены крепостного права и культа личности Сталина). И этот фильм Тарковскому не нравился. То есть в какой-то мере я ориентировался на хороший художественный вкус Тарковского.

Меня поддерживало специфическое представление, что такое ницшеанство: как выражение крайнего разочарования в скуке Этого мира. Это, впрочем, не так уж специфично. Специфичнее то, что я подсознательным идеалом ницшеанства считаю принципиально недостижимое метафизическое иномирие, противоположное тому свету христианства с раем и вечной бестелесной жизнью спасшихся душ. И единственная, несколько мазохистская, радость у ницшеанца – умение художника дать образ этого иномирия. Образ. А не прямое называние.

Прямое называние мне говорит, наоборот, о нехудожественности произведения. Это уже не искусство, а иллюстрация.

Так если сперва мне казалось, что почти непрерывно у Сокурова идут образы иномирия…

Например, самое-самое начало. – Слышен отдалённый протяжный и пульсирующий унылый паровозный гудок. Так он такой отдалённый, что кажется, что чувствуешь – не знаю, каким органом чувств – не только пространство между паровозом и тобою, но и какую-то внепространственность, вмещающую в себя обыкновенное пространство, пусть и большое.

Или ещё пример. Сквозь жалобу оркестра, выражающую тяжесть и нудность труда плотогонов, подчёркиваемую бесконечностью кружения плотогонов, толкающих гигантское колесо, приводящее к повороту руля плота, - сквозь эту звуковую, длительную тягость слышится не только потрескивание деревянных частей этого колеса, вернее, не слышится, а неизвестно чем чувствуется наличие ещё чего-то в природе. Иномирия, догадываюсь лояльный я. – Это длится долгих полторы минуты.

Через затемнение, но без изменения музыки, появляется вид человека, идущего по холмистой, пустой и каменистой степи. И длится это опять так долго, что опять возникает тёмное ощущение, что тут присутствует ещё и нечто невидимое, метафизическое. Иномирие.

Тарковский сам почти так, с затяжкой, снимал, в “Зеркале” – для выражения того же неосознаваемого иномирия. Потому ему и понравился фильм Сокурова.

Только у Тарковского в сознании был наивно-оптимистический идеал возможности с помощью кино остановить время и даже как бы вернуть к некой жизни своё детство. А у Сокурова в сознании было именно метафизическое иномирие, которое он дал выразить словами рыбаку, желающему пожить… в смерти:

"- Может не стоит, Дмитрий Иваныч. Нет в ней, проклятой, ничего особенного. Так что ли – тесная.

- Нет. Смерть – не тесная. Кора – тоже. Если честно, так я не верю, что она вообще есть.

- Не веришь, так не лезь. Да и время ты неподходящее выбрал. Вон, вода какая холодная. Вон смотри.

- Я не купаться лезу. Я в смерти пожить хочу. Всю жизнь покоя не даёт мне: что там? Ведь истосковался. Места себе не нахожу.

- Там ничего хорошего нет. Так – чернота. Вот и всё, что светит.

- Вот это будет плохо. И под водой плохо, и там не лучше. – Не-ет. Что-то здесь не так. Если б было там плохо, так и люди бы не умирали. Лучше всего ж забыться.

- Правильно, пожалуй.

- А человек во сне поживает? – Да никогда. Так почему никто от смерти не отказывается? Нет. Это как переселение в другую губернию. Губерния-то не под небом, а будто на дне в прохладной воде. И так бы мне поинтересней, чем жить в селе и на берегу.

- Ну что ж. Испыток не убыток, Дмитрий Иваныч. Попробуй, потом мне расскажешь. (Птичка тревожно крикнула) Не томи душу, Дмитрий Иваныч, прыгай.

- Погоди. С силой надо собраться”.

Просто для Сокурова сто лет выражения ницшеанства в искусстве не прошли даром, и он много про него знает. Особенно, что идеал этот связан с небоязнью смерти. Значит, сознаёт, что за смертью что-то есть. Вот то и выражает. Только не из подсознания всё у него происходит, а из сознания. Вон, чуть прямыми словами не обозначил.

Я это художественностью назвать не могу. При всей лояльности к Сокурову.

Это не первую вещь его я разбираю. Я только выкидываю из головы, то, что не впечатлило. А не впечатляет чаще всего нехудожественность. Я и не помнил, как я оценил. Посмотрел там – всё не художественно. – Во. Это нормально. Человек не изменяет себе.

А Тарковский ошибся. Бывает. Ему и “Июльский дождь” не нравился. А, по-моему, раз к подсознанию нашему Хуциев обращался то и вероятнее всего, что сам это делал из подсознания.

Есть, правда, у меня и опасение, что я чересчур строг тут к Сокурову. Он же написал в титрах: “по мотивам произведений Андрея Платонова”. То есть по принципу наоборот. Ибо идеалом Платонова был аскетический коммунизм в сверхбудущем (см. тут). Самое что ни на есть противоположное ницшеанству. У меня, впрочем, есть и лазейка для самоуспокоения. Кроме художественности бывает похожий на неё артистизм натуры: в простоте ничего не скажет, всё с вывертом. Такому достаточно быть антисоветчиком (а они им стал, ещё не доучившись, по Википедии), чтоб артистически это выражать (не было в СССР более неприемлемой философии, чем философии Ницше, любимого Гитлером). – Так что я думаю, что я подошёл и к этому фильму Сокурова достаточно объективно.

31 августа 2019 г.

02.10.2019
15:25

ШИШ или Отзыв о романе, который я не смог дочитать до конца

01.10.2019
15:04

О мёртвом

29.09.2019
21:17

Любовь зла, полюбишь и козла

26.09.2019
14:48

Как это назвать?

25.09.2019
17:06

Взять ли грех на душу?..

23.09.2019
19:27

Кто: я! – и против Гоголя «Выбранных мест…»

22.09.2019
12:30

Рая знает всё

21.09.2019
17:25

Срыв Гоголя и Мейерхольда

17.09.2019
16:14

Ненацеленный ли это поиск

06.09.2019
13:34

Путь к non-fiction у Тарковского

03.09.2019
20:20

Всё-таки надо дочитывать до конца

01.09.2019
09:57

Сено-солома!

30.08.2019
14:50

И ещё одна авантюра

29.08.2019
19:32

Куда ж нам плыть?

22.08.2019
11:57

Тонкость

17.08.2019
09:12

Разрыв Тарковского с Кончаловским

12.08.2019
17:38

Перевод

09.08.2019
12:43

Я обижен

04.08.2019
09:15

По лезвию ножа