Русский переплет - литературный интернет-журнал

Прогулка по диссертации Шалыгиной.

Люди издавна уважали главного среди себя. Когда-то он воплощал в себе род. И у людей не было даже единственного числа для местоимения ╚мы╩. (У самых отсталых народов эта особенность языка сохранилась аж до наших дней.) Люди попроще, масса, уважали и элиту свою. Из-за этого они получались приобщёнными к астрономии, космогонии, чем занимались кое-кто из элиты. Так пока там считалось - типа, что Земля √ под хрустальным сводом неба со светилами, над которым Бог со своей механикой, приводящей всё в движение, - пока, в общем, элита думала, что Земля и человек √ некий пуп мироздания, так же думали и люди попроще, относимое к ╚человеку╩ относя к начальнику. То же √ с сотворением мира, Земли и человека. Всё √ для человека, но простой человек есть ничто. Бесконечность, актуальная бесконечность (та, которая как бы освоена), в виде Бога, вникающего в твою судьбу, а ты √ в его запредельность и носа не суй, как тот монах, что пробил головой хрустальный свод на краю света и узрел Божью механику. Не надо этого. И √ уютненько, но, малые, знайте своё место. Соответственным, целым, для них было и время. Не эгоистическим, относительно себя лично организованным (прошлое √ позади нас, будущее √ впереди нас же), а организованным относительно не тебя (от начала до ╚последнего╩ времени). В этом уюте-не-для-себя, когда он изображался, вещи рисовались ясно различимыми и разделённым друг от друга. Действительный мир был ограничен. Мне в нём свободы не было, ибо всё было предопределено свыше. И всё было хорошо.

Открытая Джордано Бруно бесконечность мира (а с нею свобода действий человека, но заодно и какая-то бездомность, оставленность и неудовлетворённость касательно смысла жизни) не сразу дошла до масс. Понадобились века. Вплоть до ХХ и даже XXI века (в России, большую часть ХХ века прожившей при так называемом социалистическом патернализме, не древнеегипетском √ ибо индустриальном √ политаризме). Крах христианства потребовался. А для России √ крах идеи коммунизма. Но┘ Человеку массы стало неуютно. И ему захотелось обратно. ╚Люди устали <┘> внимать призывам к индивидуальной свободе и верить сказкам о чудесах рыночной экономики╩, ╚╚разруху в стране и головах╩, принесшую и приносящую России тяготы, невзгоды и испытания, творили и творят проповедники радикального прогресса╩, ╚Старость надо уважать. Истребление древних святынь не должно оправдываться строительством новых храмов╩, ╚Псевдонаучные ссылки на всеобщие законы истории, ╚логику прогресса╩ и ╚чудеса рынка╩ представляются нам неубедительными. Мы служим Богу и Отечеству, а не идолам Теории и Истории╩.

Человеку захотелось обратно, а его соблазняют. Миром внутренним. Того лучше не рисовать, а озвучивать. Адресуясь не к мыслям, а к чувствам. Те, как облака, если зрительно. А слышимо, как музыка. Моцарта, в первую очередь. Даже и исторически √ в первую очередь. Демониста-Моцарта (по Паумгартнеру, Рохлитцу и Чичерину демониста), создающего впечатление, что возможно бытие музыки не только во времени, но и над временем. От сознания целого: не только звуки следуют один за другом, но и активностью внимания, удерживающего целое, время преодолевается. Произведение стоит в душе как нечто единое, мгновенное и вместе вечное, как вечное мгновение (как сказал Флоренский). Недаром и сам Моцарт, единственный раз рассказавший, как он сочиняет, признался, что сначала вся симфония ему открывается в миг, а потом он её только списывает из памяти. Вот что такое прелести внутренней жизни.

Чехов прорыв к ним страшно усложнил. Он-то писал словесные тексты. Поди усеки с непривычки, что он огромное внимание придавал звучанию их.

А мыслями он же просто темнил. Выставлял, - как разоблачил это явление Шестов, - беспомощным то обычное, современное, атеистическое (идеалистическое и позитивистское), что наподобие совсем уж устаревшему христианству безнадёжно тужилось убедить, что берег-де √ близок, что понять-де √ можно, а о том чрезвычайном и радикальном, что способно-таки примирить со страшной бесконечностью, молчал: догадайтесь, мол, сами.

Вот ╚Письмо к учёному соседу╩ (1880). Спорят современники Моцарта послепросветительский Кант и недобитый романтизмом, т.е. просветитель ещё, Гердер. Кант, как христиане, говорит: знание запредельного, заопытного невозможно √ и можно успокоиться. Гердер против: как раз из опыта-то √ всё познание; и потому-то √ можно успокоиться. √ Так какими ничтожествами представил обоих их Чехов (скрыв от нас их высокое происхождение в своих собственных отрицаниях их обоих ради моцартианского прозрения, нам неоткрываемого).

╚Кант╩ говорит, что да, человек таки произошёл от обезьяны, но как ему Бог нравственность в душу вдохнул, нам не известно (и без диалектического материалиста Поршнева, - добавлю я, - нам так и не узнать о скачке из биологии в социальность), и нечего об этом рассуждать. А ╚Гердер╩ возражает, что опыт-то говорит о невозможности выведения человека из обезьяны, так именно о выведении и не стоит рассуждать.

╚Вы сочинили сочинение в котором изволили изложить не весьма существенные идеи на щот людей и их первородного состояния и допотопного бытия. Вы изволили сочинить что человек произошел от обезьянских племен мартышек орангуташек и т. п. Простите меня старичка, но я с Вами касательно этого важного пункта не согласен и могу Вам запятую поставить. Ибо, если бы человек, властитель мира, умнейшее из дыхательных существ, происходил от глупой и невежественной обезьяны то у него был бы хвост и дикий голос╩.

Так осмеял современную ему науку врач, казалось бы, обязанный уважать науку, Чехов, что нам, впавшим в хохот, и не постичь, а за что же он. Не постичь.

Там более, если права Шалыгина, что в переходную эпоху художественное творчество может опережать формирование философских концепций. И лишь после Чехова расцвели, мол, интуитивист Лосский, запредельщики Владимир Соловьёв и Флоренский, космист Фёдоров, предэкзистенциалист Шестов.

Что ж, если центр революционного движения к концу 19-го столетия переместился из Западной Европы в Россию, то почему бы и равной, экстремистской реакции на это, русскому Ницше, не зародиться было здесь. Пусть и в очень неявной, зато в максимально художественной форме.

А художественность же это в огромной степени бессознательное. И Чехов вряд ли осознавал, ЧТО он творит с российской философией. Михалков же, изрядно ясно осознавая, что он хочет в идеологии и политике, наоборот наверно, оскопил свой художественный талант. А в свой ╚Манифест╩ он того и доли не впустил. Не оттого ли документ так сух и скучен. Дочитать же до конца сил нет. И вот читаешь через силу.

╚┘неприятие радикализма╩; ╚Консервативную традицию от радикальной новации любого толка отличает то, что она не рационалистична, а мистична╩; диктатура денег, чрезвычайщина ╚являются разрушительными <┘> для традиционной жизни российской общины╩; ╚при разработке долгосрочной и среднесрочной стратегии развития страны исходить из традиционного для России культурноисторического типа цивилизации╩.

И жаль. Ибо традиционализм √ ввиду назревающего в XXI веке всестороннего глобального экологического кризиса √ представляется ж спасительной альтернативой материальному прогрессу. России, с её атомным оружием и отличной другой военной техникой, действительно стоило бы стать гарантом всемирного нового традиционализма. Нового. Нового тем, что в сердце своём он носит в качестве конечной цели хозяйственный застой (как хорошо приспособлена к этому знаменитая русская лень!). Что прогресс нужен лишь пока. Пока человечество повсеместно не признало, что его конечное спасение √ застой.

Нам не по пути ни с Чеховым, ни с Михалковым.

5 ноября 2010 г.

ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ Соломона Воложина Х У Д О Ж Е С Т В Е Н Н Ы Й С М Ы С Л

ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
Соломона Воложина

Х У Д О Ж Е С Т В Е Н Н Ы Й С М Ы С Л