06.11.2016
12:12

Язва.

Критикую первую главу романа Аксёнова “Таинственная страсть. Роман о шестидесятниках” (2007). Читаю и пишу.

Если меня не подводит слух, Аксёнов над Высоцким язвит. – Назвать его Вертикаловым… Или вот:

"Влада посадили на плоском камне лицом к заходящему солнцу. Красноватое освещение подчеркивало мужественную конфигурацию его лица. Колокольцева не могла оторвать от него взгляда. “Ну и парень, — думала она, — прямо из “Великолепной семерки”. Зря только он улыбается так по-колхозному, сразу теряет фактуру. Впрочем, может быть, он без этой простецкой улыбочки не получил бы ролей?””

Это "конфигурацию”. Рисуется-де Высоцкий, а не действительно мужественный. Впрочем, и западающей на него девице досталось. Её идеал – голливудское красяво. А отечественное – фэ. Аксёнов не зря авторски самоустраняется от участия в описании. Он – выше их обоих.

Впрочем, есть авторски-мастерский штрих об этой паре:

"Они были знакомы: не раз на всяких чердачных или подвальных сидениях обменивались трассирующими взглядами”.

Здорово!

А вот и в словарь пришлось полезть: "скобарской” оказалось “презрительной”.

Это Аксёнов Высоцкого презирает за позу сверхчеловека. (Конкурент? Сам бы хотел быть первым парнем?)

То же о голосе:

"…истошным бас-баритоном, хриплым голосом беглого каторжника”.

Имею в виду негативную ауру слов: "истошным” и "каторжника”.

Плохо – о голосе, но не о песне:

"Не подозревая еще всей трагичности 1968 года, он сделал ее [песню “Охота на волков”] самым актуальным хитом сезона”.

Потому – не о песне, что неверно её истолковал. Ибо:

"“Охота на волков” не отклик на в тот же год раздавленную Пражскую весну. Ибо “остались ни с чем егеря!” А в деле с Чехословакией в 68-м совсем не ни с чем остались вторгшиеся страны. На 20 лет продлили в них власти свою власть. Да и сам Высоцкий признавался, что остался глух к тем событиям” (http://art-otkrytie.narod.ru/ancharov.htm).

Тут мне могут возразить, что я ж сам настаиваю, что художественный смысл – нецитируем. А если и цитируем (как образ), то прав как раз Аксёнов:

"Все трудящиеся социализма были потрясены “Волками”. Все принимали простую, как кровь, метафору на свой счет: и только что зародившиеся диссиденты, и выслеживающие их чекисты родины; блатной народ и менты; художественная богема и замученные бесконечными требованиями партии идеологические аппаратчики; хоккеисты и фигуристы, от которых ждали золотых медалей на международных аренах; люди армии и флота, от которых добивались стопроцентной готовности к неизбежным победам; специалисты ВПК, покрывающие гектары свободной земли невостребованными танками; рядовой житель, изнемогающий от недоплат и мизерных снабжений; в общем, все твердили одно: да ведь это же про нас поет Вертикал, это нас обложили какие-то жирные, хвостатые и рогатые, не вырваться от них никогда, даже детей не жалеют — “кровь на снегу и пятна красные флажков”… Всем почему-то льстило примкнуть к загнанным волкам, а не к отрыгивающим своей чертовщиной охотникам. Вот чего партия полностью не учла — жажды волчьей воли, вот оттого и покатилась безостановочно вниз. Поневоле приходили к выводу: это Вертикал всю нашу твердыню раскачал — но было уже поздно”.

- Чем, - скажут мне, - ты можешь Аксёнову возразить?

- Надо эту песню разобрать. А потом уж посмотрим, возражу я Аксёнову или нет.

Охота на волков.

Слушать тут.

Рвусь из сил – и из всех сухожилий, Но сегодня – опять как вчера: Обложили меня, обложили – Гонят весело на номера! Из-за елей хлопочут двустволки – Там охотники прячутся в тень, – На снегу кувыркаются волки, Превратившись в живую мишень. Идет охота на волков, идет охота – На серых хищников, матерых и щенков! Кричат загонщики, и лают псы до рвоты, Кровь на снегу – и пятна красные флажков. Не на равных играют с волками Егеря – но не дрогнет рука, – Оградив нам свободу флажками, Бьют уверенно, наверняка. Волк не может нарушить традиций, – Видно, в детстве – слепые щенки – Мы, волчата, сосали волчицу И всосали: нельзя за флажки! И вот – охота на волков, идет охота, – На серых хищников, матерых и щенков! Кричат загонщики, и лают псы до рвоты, Кровь на снегу – и пятна красные флажков. Наши ноги и челюсти быстры, – Почему же, вожак, – дай ответ – Мы затравленно мчимся на выстрел И не пробуем – через запрет?! Волк не может, не должен иначе. Вот кончается время мое: Тот, которому я предназначен, Улыбнулся – и поднял ружье. Идет охота на волков, идет охота – На серых хищников, матерых и щенков! Кричат загонщики, и лают псы до рвоты, Кровь на снегу – и пятна красные флажков. Я из повиновения вышел – За флажки, – жажда жизни сильней! Только сзади я радостно слышал Удивленные крики людей. Рвусь из сил – и из всех сухожилий, Но сегодня не так, как вчера: Обложили меня, обложили – Но остались ни с чем егеря! Идет охота на волков, идет охота – На серых хищников, матерых и щенков! Кричат загонщики, и лают псы до рвоты, Кровь на снегу – и пятна красные флажков. 1968

Высоцкий в отчаянии от гражданской пассивности масс, нас. Ещё не очень давно в самой страшной войне победивших как раз из-за массового героизма, который есть пик гражданской активности. Ибо в последние, может, секунды жизни над нами не приказ довлеет, а личное побуждение. Не стадный рефлекс (тот скорей бросит от смерти в паническое бегство), а личная стойкость. И личная инициатива, способная творить чудеса.

О последней, собственно, и поётся. Пример подаёт: делай, как я. Поступай нешаблонно. От нас сильные мира сего ожидают одинаковой и привычной реакции, а мы зачем на неё соглашаемся в мирной жизни?

Чтоб привилегии получить.

Это – сильный мотив. Из-за чего и безнадёжна затея Высоцкого разбудить нас, впавших своею гражданственностью в какой-то паралич. Безнадёжна, хоть он, чтоб нас разбудить, превратил привилегии в смерть. И именно из-за безнадёжности этот хрип и отчаяние. И сама победа инициативы – какая-то трагическая победа.

Всё наоборот, получается. Победа – трагическая, привилегии – смерть…

Так зато, чем неожиданней, тем гениальнее. А художественный смысл (плохие мы) нецитируем. Он чуется через тоже наоборот: в том, какой молодец этот инициативный, исключительный, граждански активный. Он-то – молодец, но беда ж в том, что мы не молодцы! Нас – мордует Высоцкий.

И нам сладко. Хоть на несколько минут мы, плохие, с ним, хорошим, сольёмся. И выпустим пар нашей плохости. Избавимся от неё. Но – это только минута. И в том – трагедия. В том, что мы неисправимо плохие. Когда требуется, чтоб мы похорошели.

Так это – если понимать песню не образно, а через наоборот – как упрёк нам.

Что вообще-то трудно. Как ни реют в воздухе великие примеры, "где убийцы философствуют, святые – продают свое тело на улице, отцеубийцы – спасают человечество” (Выготский о Достоевском. http://vygotsky.narod.ru/vygotsky_psy_iskustav_10.htm). – Всё равно трудно.

Чем и пользуется Аксёнов. И предлагает образное прочтение: "жажды волчьей воли” - жажда свержения строя, хвала нам.

Но! Его, Аксёнова, – думаю – подсознание чует, что сознание суть подтасовало. И… заставляет его писать всякие выпады против романного Вертикалова (имеющего претензию к людям за то, что они согнулись; к людям, а не к тем – к власти – кто их согнул).

Ну, а раз я заметил след подсознательного в произведении, значит, автор достиг художественности. (Если согласиться, что художественность – это след подсознательного происхождения).

А я продолжу рассматривать в лупу главу под названием “Львиная”.

Подколки Высоцкому продолжаются: "хрипатого Орфея”…

Впрочем, не без стилистического ублажения себя: "полная черных чернил черноморская ночь”, “В чернилах этой черноты”, “…Луну! Последняя ядреной тыквой стояла в небе и колебалась в воде, снабжая всю эту черноту удивительной прозрачностью”.

Что: полнота жизни радует автора?

Но почему он яду подсыпает?

"Он пошел за ней без особой охоты. Ну вот, еще одна жаждет потрахаться с бардом, чтобы в Москве на фрондерских сборищах о ней заговорили. Она вообще-то давно ему нравилась как дерзкой фигурой, так и загадочно посвечивающими глазами. Почему-то он был уверен, что когда-нибудь между ними разыграется настоящий роман, однако сейчас, получив приглашение в “тронный”, то есть в какую-то пещеру отвесной скалы, он почувствовал разочарование. Значит, просто о заурядном пистоне идет речь? В этой бухте, очевидно, бытует лозунг “стакана воды”, как это было в большевистских ячейках Двадцатых, а сейчас практикуется в левых коммунах Запада”.

Неужели яд связан не просто с левизной (да и какая это левизна – разнузданность? это скорее лжелевизна, как у “новых левых”, выверт эпохи Потребления), а с настоящей левизной Высоцкого?

"Влад вообще-то не возражал против подобных утех, но все же предпочитал, чтобы они возникали вокруг какого-нибудь романтического сумасбродства. По этому поводу престарелая коллега по театру Раиса Ларская ему однажды сказала: “В тебе, Владка, есть что-то от Маяковского. Тот в любой сикухе искал магнитно-трагические призывы””.

Плохо. Для идеи подсознательности подколок памяти о Высоцком – плохо. Могу ли я тогда негативную ауру "сумасбродства” отнести на счёт художественности?

А сюжетный ход, что Колокольцева Вертикалову не дала – подколка левому? – Может, и подколка. Аксёнов-то правый материалист, если Высоцкий левый идеалист.

Нет, подсознательное, по-моему, в этой главе властвует над пером Аксёнова (если он пером писал в 2007-м).

Но дальше я пасую. Дальше предсонная каша:

"Спуститься на веревке в бездну, влюбиться в дикарскую девушку и не совпасть с ней по зодиаку! “Полночно свечение Бухты-Барахты…” Это чьи стихи? Мои? Нет…”.

Знал ли Высоцкий стихи Ерёмина? И как к ним относился? Поэт был – Михаил Фёдорович, а в худсовете Таганки был Михаил Павлович Еремин…

Михаил Фёдорович был, наверно, ницшеанец. Поскольку писал верлибром (ни размера, ни рифмы – полная свобода, ипостась вседозволенности):

Полночно светение бухты Барахты; В бархатных шкурах тюленей утешные игры; В утолении грубых гармоник кисельные берега; Вытеснение бедр бедрами из окружности рук; Голени вынашивать скованность окуня, Истекающего икрой; Роскошное тело распахнуто, словно огниво, Под секирой острие боговой искры. 1960

Образ Апричинности… А в то же время "светение” не нарочитая ошибка, а церковнославянизм!

Не по нутру такое Высоцкому. А то, что Аксёнов ошибся и написал “свечение” - это о чём говорит? Не о желании собрату по перу нагадить? При всей стихийной тяге Высоцкого к анархии надо ж знать, что это такая власть, такой порядок – самоуправление. А не хаос, как сложилось в бытовом представлении в связи со словом “анархия”. – Так что нагадил Аксёнов. – Только и радости, что, наверно, – это подсознательное гадит.

Затем не намёк ли на наркоманию Высоцкого?

"Я тоже отправляюсь к Морфею; хорошо, что еще не к морфию.

Первое, что он увидел по дороге к Морфею, было…”.

И дальше полный сюрреализм то ли сна, то ли полусна… А потом – что-то, не касающееся проснувшегося Вертикалова. И потому не подвергать разбору?

Вообще я его затеял в связи показом сериала по мотивам этого романа по Первому каналу ТВ. Там вещь представилась как очень политизированная и актуальная для оппозиции путинскому долгому правлению, представляющемуся либералам как ненавистное возвращение к сталинщине. Кино предстваляется произведением прикладного искусства. Его приложение – усиливать ненависть к авторитаризму и подобным системам правления.

Если это вспомнить, то можно объяснить и вдруг появление в Львиной бухте расхристанных пограничников в конце главы и отстраненность от происходящего вокруг них проснувшегося Вертикалова. Такой финал главы – иллюстрация процитированного: "это Вертикал всю нашу твердыню раскачал”.

Высоцкий-де раскачал и умер. А уж дальше по инерции шло разложение дисциплины у силовиков:

"…в 1991 году “Альфа” отказалась штурмовать Белый дом, а в 1993 году в аналогичной ситуации уже вопреки распоряжению Ельцина вывела защитников Белого дома без крови” (http://www.solidarnost.org/thems/data/data_6173.html).

И провал ГКЧП (и весь поворот всемирной истории) можно свалить на это разложение, продолжившееся и после смерти Высоцкого. – Таким рисуется образ финального сюжетного хода с босыми пограничниками, не арестовывающими компанию из Львиной бухты к себе на сторожевик. (Тогда нельзя было ночевать на берегу Чёрного моря. Знаю лично – прогнал береговой патруль меня, когда единственный раз я попробовал сделать это не скрываясь.)

И тогда первая глава – в первом приближении (вообще-то читать до конца надо) – оказывается адекватным представителем всего романа. Он, похоже, создан как знамя очередной революции в цепи цветных революций.

В идейной борьбе с такими знамёнами очень полезно было бы признать, что художественность – это след происхождения от подсознательного идеала.

След этот может быть двоякий: образный и противоречивый. И в обоих случаях, будучи осознан, он содержательно оказывается итогово одинаковым. Но в вопросе, КАК сделано, обнаруживается зависимость от степени подсознательности идеала. Чем менее идеал осознан художником, тем неожиданнее его воплощения и образно, и противоречиво.

А идеалы связаны с идеологиями. И типов идеалов (касательно искусства лучше говорить об идеостилях) во всей истории лишь несколько, и они превращаются друг в друга со временем, повторяясь. Зрительно это как бы круг или, если растянуть во времени – синусоида. Если же вспомнить, какие идеологии были главными в ХХ столетии – это советский социализм, фашизм и либерализм, победивший обеих. Но совсем ускользает от внимания четвёртая – анархия (как самоуправление, а не как хаос, чем она стала в восприятии большинства из-за опозоренности её в ХХ веке вовлечённостью в несвойственную ей силовую борьбу).

Так какая из 4-х идеологий имеет больший шанс оказаться для художника имярек более подсознательной? – Анархия. Прудонизм. Прудоновский социализм. Федерация федераций. Самоуправление. Социализм, понимаемый как строй с ежедневным увеличением значения самоуправления в жизни, гражданского общества (причём не на словах, как в СССР было, а на деле). Коллективизм такой особый – гармония общего и частного (настоящая, а не словесно-лживая, как было в СССР, опять же).

Вот именно ею и были одержимы левые шестидесятники.

А либерализмом – правые шестидесятники.

У левых (и Высоцкого), приверженцев этой, 4-й, идеологии, было больше шансов недоосознавать свой идеал. Следовательно, побеждать на ниве “КАК сделано” произведение искусства. У правых (с либерализмом в душе) таких шансов было меньше.

Вот мы и видим у Высоцкого в “Волках” такую парадоксальность, как подсознательное сравнение смерти от власти с привилегиями, полученными от власти. А у Аксёнова – всего лишь подсознательные образы “фэ” по отношению к Вертикалову.

Ну а почему акцент на подсознательности идеала полезен для противостояния цветным революциям? – Потому что их идея уже затаскана. Сколько их уже было, цветных, с 1991 года начиная! За инициаторами их, США и Западом, – огромные деньги и пропагандистский аппарат.

Им противостоящий традиционализм, правда, имеет за собой тоже мощь – можно сказать генетическую память о предках. И поддерживается бумом религиозности. Зато мыслим безрелигиозный традиционализм. И он, как Золушка, вполне может посягать на такой же статус, как анархия в 60-е годы.

6 ноября 2016 г.

05.11.2016
09:27

Андерсон, который не сказочник.

04.11.2016
11:14

Много шума из ничего.

28.10.2016
16:48

Голубые воришки?

26.10.2016
15:22

С насмешкой над собою.

24.10.2016
14:21

Впечатление.

21.10.2016
15:25

Я поражаюсь.

19.10.2016
11:54

Притяжение.

17.10.2016
15:51

Страсти по Гроссману.

14.10.2016
14:28

Песни об Иване Васильевиче.

12.10.2016
21:19

Странность как индивидуализм.

11.10.2016
14:43

Всё сходится.

09.10.2016
09:54

Тургенев-то - не реалист.

07.10.2016
13:39

Потомки религии Вуду.

06.10.2016
16:02

Люблю себя ставить в трудное положение.

04.10.2016
10:40

Пути Господни... исповедимы.

03.10.2016
17:47

Завывание.

01.10.2016
21:32

Провокация.

28.09.2016
13:59

Муки сомнений.

27.09.2016
11:14

Как изнасиловали Чуковского.