Первый роман Империи,
или Талант не подделаешь
Читатель, вдруг, о радость,
Ты помнишь мою заметку "Последний роман Империи, или Талант не
спрячешь" -
о романе Владимира Хлумова <Мастер дымных колец>
(Лондонский Курьер, N 141. 16 March. P. 21). Заголовок новой рецензии отсылает к той статье. В России все чрезвычайно быстро и лихо изменяется. Прошло всего несколько месяцев: тональность <бумажных>, электронных и сетевых средств массовой информации преобразилась до неузнаваемости. Все построились в шерен-гу, втянули животы, посуровели, подняли подбородки и повернули их вправо. <Разговорчики в строю>, непристойные шутки и похабные анекдоты про власть забылись так, как будто их и не было никогда. Морозный ветерок, поддувающий с кремлевских башен, расцветил носы и покрыл инеем усы неутомимых борзописцев. Помните вещие слова последнего канцлера Российской Империи, друга Пушкина, последнего лицеиста первого призыва, светлейшего князя А.М.Горчакова (1798-1883): <Россия сосредоточивается>. Нечто подобное происходит сейчас. Что будет дальше. Бог весть Евразийские идеи философа-культуролога-геополитика-конспиролога Александра Дугина постепенно овладевают умами кремлевской администрации. Перефразируем бессмертную фразу В.С.Черномырдина, мол, как ни строй новую партию, все равно получается КПСС: <Как ни создавай в России демократическое правовое государство, все равно воссоздается Империя>.
Книгу Хлумова я назвал <последним романом Империи>, в нем шла речь о гигантском космическом проекте, якобы осуществленном СССР. <Первым романом Империи> я хочу наименовать книгу Павла Крусанова <Укус ангела> (Санкт-Петербург. 2001. Издательство <Амфора>. 352 С. Дополнительный тираж 5000 экземпляров). Русская литература обладает поразительным качеством: не просто отражать жизнь, а зачастую генерировать и модифицировать ее. Вот о такой книге я и хочу поговорить.
Несколько слов об авторе. Павел Крусанов (1961 г. рождения), закончил Педагогический институт им. А.И.Герцена по специальности <география и биология>, владеет несколькими профессиями, автор шести книг прозы, широкому читателю пока недостаточно известен. Член Союза писателей Санкт-Петербурга, в котором и я имею честь состоять. Крусанов - писатель замечательный, истинно питерский, высококультурный, блистательный стилист - не то, чтобы обойден вниманием критики, нет, есть ста-тьи о нем, но их удивительно мало. Сразу скажу, что роман <Укус ангела> уже много месяцев занимает первое место в <горячей> десятке книжных продаж северной столицы.
В одном из интервью Крусанов, адепт <вожделения духовной дерзо-сти>, признался: <Меня интересует метафизика человека>. В романе <Укус ангела> во главу угла поставлена метафизика Империи. Именно так. Есть расхожая истина, пошлая, но дельная, мол, история не имеет сослагательного наклонения. Так-то оно так, однако, прошлое на памяти старшего поколения не один раз переписывалось, изменялось, перелицовывалось. Например, аварец Шамиль, в течение десятилетий воевавший с царской армией на Кавказе, становился попеременно то лидером освободительной борьбы, то преступным наймитом британской и турецкой разведок.
В романе Крусанова великие Империи, одну из которых бездумно профукали наши деды-прадеды, а вторую - бездарно развалили мы сами - уцелели в пожарах войн и великих потрясений и даже приросли террито-риально за счет европейских и азиатских государств. Русские заняли черноморские проливы и Царьград-Стамбул. Эх, читатель, знаешь ли ты, что к началу 1917 г. успехи русской армии на турецком фронте были так велики, что, вне всякого сомнения, к осени оттоманская столица была бы захвачена, а стольным градом нового государства стал бы Константинополь. Не попустил Господь: грянули две революции.
Российская империя, по Крусанову, была разделена магической На-деждой Мира (вспомним <Розу мира> Даниила Андреева) на два государства. В основе романа - затейливая история и кровавая практика (нет, метаисторическая утопия, а вернее, антиутопия) воссоздания могущественнейшей Российской Империи с феодальными нравами и порядками, всенародно избранными консулами, хтоническими и оккультными реалиями, но с танками, самолетами, телевизорами и компьютерами - под скипетром Императора, великого варвара-воина, полурусского-полукитайца Ивана Никитовича Некитаева. Кстати, на наших глазах сбываются пророчества Владимира Соловьева (<Враг наступает с Востока>) и Андрея Белого (схватка арьевского Ирана и мон-гольско-китайского Турана) о победе Китая, совершившего прорыв в новейшую русскую словесность. Роман изобилует древнекитайскими духовными знаковыми символами.
О названии романа. Старик-колдун-<пламенник> говорит мальчишке-кадету, будущему властелину мира, раскрывая предназначение подро-стка: <Государь завсегда меченый. Только отметина та простому глазу не видима Точно ангел его поцеловал - вот. Да не печально, а со страстью - с прикусом> (С. 79).
Уф, дух переведу. Раскрытию сакральной тайны Империи и ее Им-ператора посвящены многие страницы романа. Сошлюсь только на одну цитату. Некитаев <был тем, кем был, то есть он был разом и проще, и богаче всяких соображений на его счет - и одновременно он являлся и гирей, и чашей, и весами, и весовщиком. Больше того, при этом он был еще товаром, платой за товар и сдачей на плату> (С. 247). Господи, роман создавал-ся явно до невероятного возвышения В.В.Путина, но как это <подверстывается> самой русской жизнью к личности и судьбе Президента России О, как поразительно предугадал художник сегодняшнее состояние России: люди устали от тяжкого бремени безграничной свободы, постоянного произвольного выбора, шеи тянутся под ярмо, со всех сторон слышатся просительные крики: <Владимир, владей нами, мы - твои холопы неразумные>. Молчит, молчит Владимир Владимирович, но что-то он скажет: нация требует. Чрезвычайно интересны рассуждения автора и о неудаче не в замысле, в осуществлении великой Британской Империи и грядущем величии Российской (С. 281-284). Из слова песни не выкинешь: англичане, русские, немцы и североамериканцы - великие имперские народы. Тут ни убавить, ни прибавить.
Не знаю, как определить жанр этого произведения. Мрачная истори-ческая сага-фэнтези? Нет, не то. На ум приходит всяческая пошлятина в стиле: <философский роман-притча> (фу, пакость), <воспоминание о бу-дущем> (глуповато, но ближе к правде). Ей-Богу, не было такого произведения в русской литературе.
Роман чрезвычайно оригинален, нет, уникален: поразительный сюжет, тончайшая психологическая вылепленность персонажей, висельниче-ский юмор, декларированное и осуществленное тайновидение. Над книгой веют духи еретика-поэта-скопца Пьера Абеляра, средневековых оккультистов, Ницше, Фрейда, поэта-тайновидца Николая Заболоцкого и таинственных <псов Гекаты> (древнегреческой богини колдовства).
Особого внимания заслуживает язык романа. Вплоть до недавнего времени я опрометчиво полагал, что после Платонова преобразовать рус-ский язык уже никому и никогда не удастся. Ошибся. Стиль Крусанова - клейкий, вязкий, густой, как деревенская сметана, в которой деревянная ложка стоит, представляет собой просто нечто небывалое и невообразимое. Это какое-то языческое пиршество языка, как на тризне, где варварскую пищу и тягучие меды облагораживает протяжное, заунывное, но полное яростной динамической экспрессии пение скальдов-бардов. Каждую фразу Крусанова хочется лизнуть, надкусить, перевернуть (инверсировать), понюхать, рассмотреть сквозь цветные стеклышки. Скажем о писателе его же собственными словами: <Он просто имел чувство стиля. Он имел вкус, а жизнь, как известно, есть не что иное, как вечный спор о вкусе и о том, что же на самом деле лакомо> (С. 246). Вот такую книгу предлагаю я твоему благосклонному вниманию, проницательный читатель.
25 июня 2001 г.
