Русский переплет - литературный интернет-журнал

Двумя руками за Мураками?

В конце 2006 года в <Литературке> промелькнуло коротенькое сообщение: <Минувшим мартом международное литературное жюри выдвинуло кандидатуру японского писателя Харуки Мураками на получение премии имени Франца Кафки. Награждение прошло в Праге, где Мураками вручили статуэтку Кафки и чек на 10 тысяч долларов. Напомним, что дебют Харуки Мураками в литературе состоялся в 1987 году. Его первый роман назывался <Норвежский лес>.

Из этого следовало, что международное интеллектуальное сообщество двумя руками голосует за нового <великого японца> Харуки Мураками. Поспешил приобщиться и я

Японская порнопись и щёлкография

Первым на пути к открытию <новых психологических граней человеческой личности> шумел суровый <Норвежский лес>. Размерами (едва ли не 1/2 <Войны и мира>) заметно превосходя одноимённую песенку <Битлз>, давшую название роману, сей печатный лес не поражал, однако, ни зарослями коллизий, ни величием характеров, ни хотя бы даже обилием персонажей.

Больше того, я никак не мог избавиться от ощущения, что всё это не художественный вымысел, а подробные титры какого-либо четырёхчасового украинского порнофильма. Или распечатка диалогов из реалити-шоу типа <За стеклом> или <Дом-2>. Без купюр. С малолетними пациентами клиник доктора Фрейда в качестве <действующих лиц>.

(Кстати, ощущение не обмануло - и свой последний по времени литературный опус <Подземка> (ещё более непролазный по количеству страниц) Мураками уже снабдил пояснением, что слеплено всё это из многочасовых интервью с жертвами терракта в токийском метро.)

Жизнь, подсмотренная в щёлку. Точнее - пересказанная и записанная в щёлку. Да и не жизнь вовсе. Ощущение даже не стыда, а какой-то необоримой, уже воистину апокалиптической усталости. Дочитывал через силу, как обвинительный документ общечеловеческого Нюрнберга.

Трудно остаться на грани фола, говоря о печатной порнографии. Тем не менее, попробую. Собственно, весь <Норвежский лес> сводиться к одной проблеме: влез, не влез? Она преследует заблудивших во <Норвежском лесу> подростков обоего пола с японскими именами. Доводит до самоубийств и психиатрических клиник. С помощью печатного станка плодит новые поколения юных невротиков - жертв <сексуальной революции>. Чтобы не быть голословным, процитирую (с созвучными оригиналу эвфемизмами): <Наоко сжимала мой отвердевший теннис. Её ангина стала горячей и влажной и требовала меня.

Когда я вошёл в Наоко, ей стало очень больно >

И далее на протяжении без малого пятисот страниц текста - целый лес <отвердевших теннисов> (вариант <больших и толстых>) с зарослями <горячих и влажных ангин (вариант <сухих>). С крайним содомским разнообразием ландшафта (есть просеки для поклонниц группы <Тату>, и полянки для одиноких извращенцев). Единственный приличный персонаж романа (объект постоянных шуточек и анекдотов) получает от <продвинутых> сотоварищей кличку <Штурмовик> (он же <Наци>) всего лишь за ежеутреннее деланье зарядки, чистоплотность да за то, что не украшает своей комнаты плакатами с голыми девицами. В общем, <он просто был чересчур серьёзен: третий сын в совсем небогатой семье > И, в конце концов, бесследно <съехал> со страниц романа, охваченного троцкистско-фрейдистским безумием <студенческих волнений> 60-х годов ХХ века. Вернее, их карикатурным эхом в Японии.

Лолита для завлита

И если <художественные> и <филологические> достоинства прозы Мураками можно оставить на совести специалистов по японской литературе, то вот порнографической составляющей (и наполняющей) того же <Норвежского леса> впору заняться прокуратуре. Потому что всё, подпадающее под определение <порнографии>, здесь налицо: <описание половых органов> и многочисленных <половых актов>, в том числе - с участием <малолетних> и <в особо извращённой форме>.

К литературе медицинского и научно-просветительского характера книжные изделия прошлогоднего лауреата премии им. Кафки отнести никак нельзя. Ограничений по возрасту и распространению (только в специализированных магазинах) на его изделиях - тоже не имеется. Следовательно

Где вы, <Идущие вместе>? Рядом с миллионными тиражами Мураками Сорокин отдыхает.

Что ещё сказать? Жалко Японию, японцев (нация вымирает и стареет пугающими темпами), и всех нас. Появление, а больше того популярность (<свыше двух миллионов копий>) такой книги в здоровом арабском, китайском или индийском мире - немыслимы.

Русские народные кафки

Знакомство с <Подземкой> оставило не менее тягостные впечатления: трагического рассказа о газовой атаке в токийском метро, осуществлённой адептами одно время популярной (в том числе и в России) секты Аум Сенрикё, психологического самописца локального конца света, да и просто журналистского расследования не получилось. Серо, нудно, нескончаемо. Наверное, это может до какой-то степени разволновать перед обедом престарелого и благополучного жителя провинции Киото, но русских - после <Норд-Оста> и Беслана - вряд ли. И не по жестокосердию (плакали ж над <любовными страданьями> миллионоликих Дон Диег из мексиканских сериалов, забывая про выстрелы на собственных улицах и горящий Белый Дом). Просто даже на фоне нынешней всепопирающей интернациональной серости массовой литературы, даже на этом фоне <Подземка> - всего лишь бесконечный моток типографского шрифта, лишенный сюжета, вкуса и запаха; перебродившая литературная брага, замешанная на реальных страданиях и фантомных страхах жителей современного мегаполиса (Токио), но так и не ставшая вином повествования в руках заокеанского винодела, уже многие годы живущего не в Японии, вдали от её бед и болей.

Поэтому каюсь, приобщиться к международному интеллектуальному клубу почитателей Мураками не получилось, новые горизонты, открытые современным американским писателем японского происхождения, перед моим пытливым взором померкли, после чего не оставалось уже ничего иного, как вздохнуть и уныло пойти читать какого-нибудь Гоголя. Какого-нибудь.

ОБОЗРЕНИЕ Алексея Шорохова

ОБОЗРЕНИЕ
Алексея Шорохова