14.02.2014
18:20

ИЗДАТЕЛИ-ЧИТАТЕЛИ-ИГРОКИ или КАК АУКНЕТСЯ, ТАК И ОТКЛИКНЕТСЯ

02.02.2014
17:44

Что делать украинцам?

24.01.2014
11:37

ОПОГОНЕННЫЕ (Размышления над книгой Валерия Казакова "Записки колониального чиновника")

13.01.2014
13:38

Уроки прозрения. Ослепший вуктыльский художник не отказался от своего призвания.

13.01.2014
13:31

Уроки прозрения. Ослепший вуктыльский художник не отказался от своего призвания.

23.12.2013
15:22

КАДРЫ РЕШИЛИ ВСЁ или И ВСЕ-ТАКИ ОПЯТЬ О РУССКОМ КРЕСТЬЯНСТВЕ

22.11.2013
10:33

Несколько слов о так называемой общинности русского крестьянства

08.11.2013
16:00

ИЗ ДАЛЬНИХ СТРАНСТВИЙ ВОЗВРАТЯСЬ

08.11.2013
13:25

Галине Акбулатовой - критику современного театра

08.11.2013
11:56

ОТВЕТ НА ВОЗРАЖЕНИЕ МП за номером 308875 в Дискуссионном Клубе "Русского переплёта"

01.11.2013
19:01

ПРО СОЛЬ ЗЕМЛИ И ДРУГИЕ ЧУДЕСА ЗЕМЛИ РУССКОЙ

30.10.2013
20:14

М. Горький, Л. Толстой, А. Чехов, И. Бунин и другие┘

21.10.2013
11:03

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО СОКРЫВШЕМУСЯ ПОД НИКОМ М. П.

18.10.2013
17:09

НЕ ЛУЧШЕ ЛИ, КУМА, НА СЕБЯ ОБОРОТИТЬСЯ? Ответ даме, прячущейся под ником Лилии Соловьевой на сайте "Дискуссионный клуб"

21.09.2013
16:05

В защиту ╚молоткастого, серпастого советского паспорта╩

19.09.2013
14:57

О поруганном Маяковском замолвлю я слово

17.09.2013
15:25

Несколько слов о союзах российских паразитов

12.07.2013
16:17

Заглянул пару раз на сайт ╚Дискуссионный клуб╩ - и ужаснулся.

25.06.2013
19:31

Несколько коротких мыслей о Максиме Канторе

13.06.2013
17:15

Мурловград и мурловчане

Попытка осмысления единой структуры четырех разноплановых романов Виорэля Ломова



 



 

Передо мной лежит прекрасно оформленный и напечатанный на высококачественной бумаге толстенный двухтомник прозы Виорэля Ломова √ писателя-сибиряка, вернувшегося на старости лет в Москву доживать свой век в обществе внуков и┘ заниматься научной работой в системе атомной энергетики на всероссийском уровне. Книги эти √ результат вынужденного простоя выдающегося ученого России в период ельцинского беспредела и прекращения контроля государством целого списка направлений в области академических наук. То есть Виорэль Михайлович Ломов сформировался, как самостоятельный и самобытный писатель, в тот самый момент, когда российских специалистов его профиля и его уровня профессиональной подготовки зарубежные фирмы (в первую очередь, фирмы и правительство США) закупали в бывших советских НИИ на корню целыми лабораториями и уволакивали на Запад, как ненужный новой России хлам, покупая лучшие умы страны буквально за гроши. Ломову тоже предложили смыться за бугор в период ельцинского кавардака. Потомок вольных донских казаков на сделку с буржуинами не пошел, остался жить в ╚хрущевке╩ Новосибирского Академгородка и работать┘ в городском архиве. А в свободное время занялся литературным творчеством.

Согласитесь, занятия эти более достойны уважения в среде русской интеллигенции, чем использование кандидатов и докторов всевозможных наук в качестве тягловых животных по перевозу китайского, польского и турецкого барахла через границу. Редко кто из отказавшихся покинуть Родину ученых-патриотов России предпочел скудную жизнь на тощую зарплату городского архивариуса ╚длинным рублям╩ ╚челноков╩.

Писал Ломов в эти годы не коммерческие тексты о проститутках и суперменах, шедших у новорусской читающей публики, изголодавшейся за советское время по низменным страстям, ╚на ура╩, а летописал окружающий его мир, увиденный им настолько специфически, что для оформления этого вот двухтомника понадобились работы не только Питера Брейгеля Старшего, но и графика одного из самых парадоксальных художников в истории Европы √ голландца М. Эшера. Математически выверенные игры с фантазией и образным мышлением человека, характерные для всемирно признанного мастера изобразительных искусств, оказались очень созвучны по внутренней своей сущности со структурой сюрреалистических романов В. Ломова. Но прежде, чем выйти к читателю со своим первым романом в старейшем на Руси литературно-художественном журнале ╚Сибирские огни╩, В. Ломов стал как-то незаметно для себя самого одним из самых ярких в истории русской литературы мастеров японского поэтического стиля ╚хонку╩. То есть посланные как-то им на всероссийский конкурс стихи в этом жанре заняли первое место, и были тотчас переведены на японский, получили известность в Стране Восходящего Солнца.

В России в это время вовсю бесчинствовали криминальное чтиво подполковничихи Марининой и иже с ней переносящих американскую фабулу на российскую почву словоблудок-детевтикес, а также патологизмы В. Сорокина и прочие поделки под поп-культурную макулатуру Запада, из которых самую большую популярность, благодаря своему внутреннему антируссизму, проявил некий модернист В. Пелевин, проиллюстрировавший христианские Евангелия на примере жизни курятника. Уровень литературного мастерства авторов, публикующихся в коммерческих издательствах РФ, пал настолько низко, что литературные агенты на международных книжных ярмарках стали обходить стенды с российскими изданиями стороной. Дошло до того, что большинство новых русских авторов стали переводиться на иностранные языки за счет ╚Газпрома╩, ╚Лукойла╩ и других российских, а то и криминальных, организаций. Книги такие, полежав на полках европейских и американских магазинов невостребованными, отправлялись в уценку, а там и на переработку в макулатуру, как по конвейеру. Исключение составил, пожалуй, Ю. Поляков √ единственный из сугубо постсоветских российских писателей, известных на Западе, кого бы Н. Некрасов назвал Гражданином, переведенный на немецкий язык традиционно - за деньги самого издательства, но издаваемый в формате карманной книги в мягком переплете. Из советских классиков переводились и издавались таким способом последние двадцать лет лишь почти переставший писать В. Распутин да откровенные русофобы с В. Войновичем во главе. Произведения высокой литературы и гуманистического звучания типа романа П. Алешкина ╚Откровения Егора Анохина╩ в издательствах Европы отвергались, даже не глядя на обложку рукописи. Ибо с победой криминальной революции в России требование к русским писателям стало у потерявших уважение к русской культуре иностранных издателей одно: сам оплачивай труд переводчика, сам оплачивай издание ментально нерусской литературы на русском языке, а мы уж как-нибудь доходы от продажи нового российского бреда положим себе в карман.

Архивариус Новосибирского архива В. Ломов тем временем тихо и не спеша писал летопись своего поколения и поколения своих отцов, обнажая целый каскад скрытых конфликтов, развивающихся на Руси с 1950-х годов до перестройки и далее по схеме: взаимосотрудничество √ взаимонеприязнь √ взаимоуничтожение. Эта формула лежит в основе всех четырех романов Ломова, объединенных под двумя обложками. Для меня, представителя также послевоенного поколения, как и Виорэль Михайлович, романы его √ это серия конфликтов наших дедов, попытавшихся справиться с хищным оскалом пережитков феодализма в советском обществе, - с нами, с этими пережитками с рождения свыкнувшимися и приспособившимися к системе круговой поруки и общенародной лжи. Ломов в своих романах наблюдает, как мы и наши дети автоматически, без злого умысла, а просто по причине своей инфантильности, предали и разрушили созданный нашими предками СССР под демонические камлания будущих ╚русских олигархов╩ нерусских национальностей, и стали покорно вымирать селами, поселками, городами и даже областями.

Сюжет, посвященный анализу причин деградации русской нации, впервые отмеченный М. Салтыковым-Щедриным в ╚Истории одного города╩, как явление социально значимое и требующее немедленного хирургического вмешательства в общество, уверенно стал развиваться В. Ломовым в романах, действие которых происходит уже на советском и постсоветском пространствах. Цикл романов включает в себя в качестве основных мест действия несколько населенных пунктов с пришедшим на смену Глупову городом Мурловым во главе. Исследованию духовной анатомии этого единого в своей сути конгломерата населенных пунктов России посвящен основной, базовый роман данной тетралогии. Роман так и называется √ ╚Мурлов или Преодоление отсутствия╩ √ и преподнесен читателю, как слепок духовной жизни распадающегося СССР на просторах от Балтийского моря до Тихого океана и от Северного океана до Китая до стран Ближнего и Центрального Востока. Город, в котором есть все┘ для некоторых. Но, при этом, во всех мурловчанах живет уверенность в том, что все люди в окружающем их обществе равны. Хотя в чем конкретно состоит равенство мурловчан, никто не знает. Даже не задумывается об этом.

Автор обращает внимание читателя на тот факт, что равенство между людьми определяется вовсе не имущественным цензом каждого, не возможностью потреблять, а равной ответственностью каждого за будущее всех. Только этим качеством душ и объединены персонажи романа. Какой бы сволочью не оказался партийный чинуша КПСС, а все-таки он хоть частью своей подлой душонки, а болеет за общее дело и родную державу. Что до персонажей простого сословия, то они все √ за советскую власть, которую если и хотели бы модернизировать, то только в плане чистки, в первую очередь, правящей партии, селекционирующей на глазах читателя вышеназванную безответственную сволочь так, что она в период блестяще описанной В. Ломовым перестройки развалила и разграбила самую богатую в истории человечества страну. И сволочь эта показана в характерах и лицах, разнопланово и разномастно, со всеми присущими ей недостатками и достоинствами. ╚Хозяева жизни╩ на наших глазах шагают по трупам нашим и наших современников, а жертвы их, скрепив сердца, поют своим поработителям и палачам ╚Осанну╩ вслух, держа в карманах фиги. И интригуют, интригуют, интригуют┘

Жизнь жителей Мурлова перестает быть жизнью, как таковой, она вся превращена в цепь совершения разными людьми совершенно беспринципных поступков, которые сами же мурловчане с успехом разоблачают┘ путем совершения других беспринципных поступков. В результате, оказывается хаос взаимоотношений между людьми, которые, в общем-то, любят друг друга, но в силу создающегося в этой системе круговорота подлостей совершают одну низость за другой, превращая существование Мурляндии не в обещанный дедами праздник социальной справедливости на отдельном участке суши, а в общенародную беду и трагедию.

То же самое происходит и в других романах Ломова, только не столь выпукло и ярко, как в ╚Мурлове╩. В романе ╚Сердце бройлера╩, например, на первый план выдвигаются люди-бройлеры из типового сельскохозяйственного НИИ, пожирающие наследие своих отцов и дедов, не восполняя национальное достояние родной страны трудом своим и порой весьма недюжинными талантами. На примере образов сменяющих друг друга поколений советских ученых, занимающихся работой по положительной селекции новых сельскохозяйственных пород кур, мы прослеживаем, как, начиная с послевоенного времени, идет отрицательная селекция научного сообщества, превратившего науку советскую в кормушку для нескольких семей, почитающих себя избранными и - на основании своего административного положения √ диктующего остальным ученым свои научные и житейские концепции. В результате оказывается, что не осталось в НИИ настоящих ученых, не осталось на прилавках магазинов куриного мяса, которым должны были обеспечить страну работники этого будто бы научно-исследовательского, а по сути паразитического института. Одни ╚ножки Буша╩ на рекламных плакатах взывают к мурловчанам с требованием купить эти отбросы пищевой индустрии США.

При этом, большинство персонажей внутренне трагических историй романов √ люди вовсе не отрицательные. Подчас это √ внешне чистая душой интеллигенция, преступление которой в отношении своих потомков состоит в том, что эти умные люди видели, как и почему уничтожается самое жизнь их народа, но при этом оставались инертными и безынициативными, не способными опротивиться давлению организованных криминальных структур и повышенно возбужденной жаждой приобретения материальных благ толпы интеллигентов другого типа √ люмпенов. Ибо люмпен-интеллигенты √ это, согласно концепции В. Ломова, и есть бич Божий для России. Люди с дипломами о высшем образовании и с полным при этом отсутствием соответствующих знаний в деле, которым они занимаются без всякого интереса к нему. Люди, стремящиеся сделать карьеру любыми способами. Вплоть до преступных. То есть занимаясь карьерой с большим усердием, чем делом, люмпен-интеллигенты рыли для себя могилы √ и гордились этим.

Если обобщить романы ╚Мурлов или преодоление отсутствия╩, ╚Сердце бройлера╩, ╚Солнце слепых╩, ╚Музей╩ и ╚Архив╩, то следует признать, что перед нами срез сугубо интеллигентного общества России образца 1950-2000-х годов, в котором медленно и неуклонно люмпен-интеллигенты и имитаторы трудовой деятельности увеличивают своей мясо-костной массой непрерывно жующие толпы недовольных советской властью бройлеров, ждущих, когда же ╚придет добрый дядя╩ из-за океана и изменит для них окружающую их паскудную жизнь на счастливую. Изменит, конечно, так, чтобы у каждого люмпен-интеллигента был свой кабинет, свой штат прислуги, большой оклад и минимум обязанностей. Чтобы каждый имитатор трудовой деятельности получал высокое жалование и следил за тем, как его подчиненные выдают на гора никому не нужную продукцию своей деятельности: новые якобы изобретения, новые якобы законы, новые породы кур, новые дома и так далее. При этом, все новое оказывается качественно хуже старого. Но ветхость и распад страны совсем не волнуют мурловчан.

Сугубо салтыково-щедринские персонажи на глазах читателя побеждают сегодня им так милый социализм, который они же сами в течение десятилетий прожирали, завидуя при этом благосостоянию трудящегося в поте лица Запада. Прожирают √ и тут же становятся подобием тех, кого их дед называли презрительно ╚мешочниками╩, а в новой России называют челночниками, вкладывая в последнее слово ранее несвойственный ему почтительный смысл.

И в таким образом звучащем слове этом √ разгадка. Ибо раньше √ в качестве кандидатов и докторов наук, директоров и начальников цехов, профсоюзных, партийных и комсомольских активистов и так далее √ пользы от мурловчан и иже с ними люмпен-интеллигентов и имтитаторов не было. А едва только они превратились в двуногих вьючных животных, пересекающих границы своей Родины с товарами на плечах, как стали очень даже нужны в стране, которая с помощью оглашенной советской интеллигенции перестала даже свои ложки производить.

Жизнь еще теплится в стране Мурляндии, как следовало бы назвать конгломерат городов и весей, описанных В. Ломовым столь блестяще и столь выразительным красивым русским языком, что при чтении его романов создается впечатление, будто литература русская никогда не умирала, что еще остается надежда, будто молодое поколение сумеет пробудить страну от спячки. Но уже нет в живых так до конца и нереализованных воистину великих дарований, сожранных бытом Мурляндии, перемолотых люмпенами и имитавторами так, что им не осталось места даже в архиве √ хранилище знаний, живущем своей, отличающейся от окружающих мурловчан и нас действительности, полной сказок, легенд и загадок, которые в не состоянии понять и изучить до конца даже умнейшие из нас. Одной из разгадок подобных тайн посвящены сюрреалистические романы ╚Архив╩ и ╚Музей╩. То есть романы эти как бы соединяют современную Мурляндию с допотопным Глуповым, в который постепенно превращается Мурлов, облекая новую Россию древней плотью без торжественных песнопений и од в тогу традиционной, но давней, победительницы в битвах с антирусскими супостатами. Ибо Мурляндия уже не в состоянии отразить нападение никого.

При чтении романов В. Ломова вовсе не остается впечатления, что окружающий нас мир состоит из одних лишь подонков, как это стало модно писать в последние двадцать-тридцать лет на Руси. Напротив. Книги его переполнены сугубо положительными персонажами, настоящими героями своего времени. Но героями, подобными времени своему √ времени, не нуждающемуся в положительных примерах. Истинные герои романов В. Ломова поступают вопреки логике здравого смысла, и слова их не расходятся с делом. Все они √ сродни героям зурбаганского цикла А. Грина √ по-настоящему ╚лишние люди╩ в послевоенном СССР и в новой России, в обществах, которые не нуждались и не нуждаются в людях, способных на поступки, обществах, подгонявших и продолжающих подгонять мурловчан под стандарты и стереотипы, продиктованные небольшими группками лиц, сидящих в Кремле, и называемые потому незыблемыми.

Самым ярким из истинных героев В. Ломова, безусловно, следует признать образ Федора Дерейкина из романа ╚Солнце слепых╩, прожившего жизнь столь же ярко и прямо, как удар клинка, разящий грудь врага. Дерейкин гибнет в круговерти новорусской жизни, оказавшись со своими старомодными рыцарственностью и благородством ненужным окружающим его прагматикам-мурловчанам., Он предан едва ли не всем светом, но остался столь же несгибаемым борцом с несправедливостью, каким и вошел в эту книгу с самого начала √ ярким продолжением знаменитого флибустьера Дрейка, летопись бурной жизни которого проходит перед глазами читателя так эмоционально и так живо, что, в конце концов, приходишь к мысли, будто вся окружающая нас жизнь √ и не жизнь вовсе, а так┘ Лучше бы всей этой Мурляндии с населением, нажирающим мурло и испражняющимся, не задумывающимся о последствиях своих поступков и не озабоченных будущим своих детей, не было.

Дерейкиг заканчивает свою начавшуюся стремительно карьеру в должности рабочего на речном дебаркадере. Не потому, что ему не повезло. Просто Дерейкин не считает нужным тратить свой гений на общество ментально ему чуждое. Можно не соглашаться с такой позицией, можно обвинять Дерейкина в непатриотизме, можно даже смеяться над его всегдашним донкихотством и называть великого человека неудачником √ ничего из сказанного о нем мурляндцами к наследнику великого мореплавателя и современника Шекспира адмирала Дрейка не липнет. Дерейкин и ему подобные существуют сами по себе, вне племени едоков. В этом и состоит истинное величие адмирала Дрейка и иже с ним героев В. Ломова.

Сказать, что персонаж этот нов для русской литературы, будет неправдой. Аналог образа Федора Дерейкина давно и многократно описывался классиками нашими, хотя, надо признать, почти что безуспешно. Достоевский, начавший писать свой знаменитый роман ╚Преступление и наказание╩ под названием ╚Пьяненькие╩, так и не сумел до конца уяснить причину добровольного ухода творческой личности в деклассируемые элементы √ и потому отошел от центральной социально-психологической темы в область анализа основ римского права. Классик так и не дописал роман после того, как о законах бумажных сказал все, а объяснить, почему русский интеллигент совершает преступление, не смог. У его последователей тема эта автоматически скатывалась к укоризне либо к издевательскому смеху автора, совершенно не понимающего природу русского типа Дон Кихотов. Ближе всех к разрешению этой задачи подошел Виль Липатов в своем некогда нашумевшем, а теперь преступно забытом мурловчанами романе ╚Белая мышь╩.

И вот теперь, после довольно-таки добросовестного и анатомически верного романа тамбовского писателя Н. Наседкина ╚Алкаш╩, объяснившего причины нравственного падения современного русского писателя его стремлением к компромиссу, а потом придумавшего нелепое воскресение спившегося поэта при сохранении тяги к компромиссу, появляется персонаж Ломова, давший ответы читателю на те вопросы, на которые не сумели ответить все вышеназванные писатели, признанные знатоки ╚таинственной русской души╩. Но для этого Виорэлю Михайловичу пришлось обнажить душу целой страны Мурляндии, стать зеркалом для читателя, которому с большим трудом, но все-таки приходится признавать себя мурлом. Дабы читатель в который уж раз задумался над главным для России вопросом: ╚Почему так мерзко мы живем?╩

Как и положено большому ученому и большому писателю, у В. Ломова нет на этот вопрос ответа. Ибо мир мурловчан бесконечен, познание его вечно┘